Виктор Иванович Слободчиков – российский психолог, доктор психологических наук, профессор, член-корреспондент РАО. Им разработано новое научное направление – психологическая антропология, в психологию введено понятие «со-бытийность». В интервью журналу «Виноград» ученый рассказал о том, как его детдомовское детство повлияло на интуицию в науке, как семья помогает преодолеть психологические фантомные боли и о том, что позволено бабушкам и не позволено родителям.
– У вас очень интересная судьба, с самого раннего детства связанная, к сожалению, с потерями близких, с детским домом…
– Я родился в 1944 году, еще вой-на не кончилась. Отец погиб в Польше где-то в августе 45-го. Через два месяца умерла мама, Александра Прокофьевна, мне было чуть больше года. Остались мы с бабушкой – Ксенией Фроловной, кроме меня были еще мой дядя – Василий, 15 лет, тетушка – Ольга, которой было 13. Старший дядя, Петр, в 18 лет попал под указ об опоздании на работу и был отправлен в лагеря. Так получилось, что всю войну и даже еще после нее он провел в лагерях, попадая туда по разным доносам. В общей сложности отсидел 17 лет.
Когда мне было года два, из собеса приехали меня забирать в детдом. Говорили, мол, вы его не вырастите, голод… Жили мы действительно бедно, но Василий, тогда ему было лет 17, наверное, твердо заявил: в детдом не отдадим.
– Позже, лет в 12, вам все равно пришлось отправиться в детдом. Можете сказать, как психологически это повлияло на формирование личности?
– У меня были, если можно так сказать, две антропологические, не просто психологические, травмы, которые повлияли на формирование личности. Когда мне было 12, бабушка заболела. Потом, много позже, я узнал, что это был рак. Тетя с дядей не могли меня взять к себе, сами тяжело жили. И школа, где был пятый класс, находилась за 6 километров, туда приходилось ходить пешком. Во всех этих обстоятельствах возникла ситуация с детдомом. Когда мне сказали, что мне надо оформлять документы, я помню, выбежал, день где-то прятался с пацанами, домой даже не приходил. Для меня это было сильнейшее душевное, даже экзистенциальное потрясение.
