– Илзе, что предшествовало Вашему приходу к вере?
– Я должна сказать, что на протяжении многих лет размышляю над тем, как и откуда ЭТО приходит вообще и, в частности, пришло в мою жизнь, потому что это очень важный вопрос, и если ты понимаешь или догадываешься, каков ответ, тогда должен понять, для чего ЭТО пришло… Оглядываясь назад, я понимаю, что в жизни все промыслительно.
Поднимаясь в мой дом, Вы, наверно, не могли не заметить, что живу я рядом с Храмом Воскресения Словущего. Это ведь тоже что-то значит…
– Вы живете здесь давно?
– Я вошла в эту квартиру, еще будучи в животе своей мамы. В детстве мы с подружками бегали в церковном садике, перелезали через ограду, там нас никто не трогал. Играли в какие-то детские глупые игры и не понимали, что такое Церковь, но ведь тянуло нас не просто к какой-то стене, а к стене алтаря! Хотя рядом были и другие дворы.
– Ваши родители были людьми верующими?
– Не могу сказать, что семья моя была неверующая, скорее она была невоцерковленная. Но иконопись, например, вошла в мою жизнь с раннего детства, потому что отец с невероятным трепетом собирал иконы. Отец был душевно очень талантлив, одарен. Конечно, он испытывал религиозные чувства, хотя и не мог их назвать определенно.
Вы, наверное, согласитесь, что женщине услышать Глас Божий легче, чем мужчине, потому что она живет душой, сердцем, ей легче прислушаться к этому Голосу внутри себя, а мужчине труднее. Но мужчине легче жить в мире искусства, потому что мужчина в нем живет эмоциями так же, как женщина в жизни. Как-то Инна Чурикова, замечательная актриса, потрясающе талантливый человек, сказала, что в театре очень мало мужчин – психофизика у них женская. Театр к этому располагает.
Два события в году – Пасха и Рождество – отмечались в нашей семье всегда, и это было желание отца. На Пасху он выводил нас на балкон или же мы спускались на улицу со свечами, чтобы в толпе прокричать: «Христос Воскресе!» Благоговейное отношение к этим праздникам привил нам отец. Пути Господни неисповедимы, и кто знает, может, его жизнь закончилась так трагически именно потому, что у него не было духовной опоры. Если бы в его жизнь вошла настоящая вера, безусловно, он бы не погиб.
Отец был и есть в моей жизни всегда, но, самое главное, сейчас его присутствие ощущается намного больше, глубже и тоньше, чем когда он был жив. Я уже говорила Вам, что отец с трепетом собирал иконы.
А еще от него перешло к нам в наследство два серебряных потира: один очень простой работы, датируемый XVI веком, другой – более поздней, но очень изысканный – вещи уникальные! Я все время думала, куда их отдать, когда поняла их назначение. Однажды я увидела по телевизору фильм про возрождающуюся женскую обитель, и меня настолько поразило, как из ничего возникает монастырь! Я подумала, вот хорошо бы туда и отдать потир…
Как-то раз Андрис предложил поехать в какой-то женский монастырь. Приехали, матушка нам все показала и вдруг говорит: «Хотите посмотреть фильм про нашу обитель?» И я вдруг вспомнила тот самый фильм, который меня когда-то удивил. Это был монастырь Св. Стефана Махрищского, а день памяти этого святого совпадает с днем рождения моего отца.
– Кто повлиял на Ваше решение принять православную веру? Ведь отец скорее всего был лютеранином?
– Да. И Андрис, мой старший брат, был лютеранином, но крестился в православной церкви в Риге. А я была никто, нехристь, но внутренний поиск духовного стержня был всегда. Я читала, мне попадались книги, в которых я многое находила правильным, но после того, как книга закрывалась, все забывалось, я не знала, как эти советы реализовать в жизни.
Лет в 20 я сказала маме, что хочу креститься, и она привела подругу, которая организовала крещение (меня крестили просто, в каком-то тазу). Но никто не сказал, что я после этого должна делать. Я иногда заходила в храм, ставила свечи – все остальное мне было совершенно непонятно.
А вот когда Андрис крестился, он сразу вошел в церковную жизнь и стал делать все, как полагается. В какой-то момент у нас случился очередной «эпохальный» разговор (у моего брата есть дар рассуждения, и он всегда духовно руководил мною). «Андрис, – говорила я ему, – я не знаю, что происходит в моей жизни, вроде бы все неплохо, ничего трагического не случается, но все настолько бессмысленно и ужасно, что хочется иногда, когда еду на машине, разбиться. Мне просто плохо – не знаю, почему». – «Тебе нужно на исповедь!» – ответил он.
Моя первая исповедь и причастие прошли довольно трудно, никто не привел меня за руку, никто заранее ни о чем не договаривался с батюшкой, но я очень рада, что это было так! Я стояла в очереди на исповедь, меня тыркали: тут не стой, здесь не ставь, я не знала, что отвечать… А после исповеди не то что наступило облегчение – мне стало как будто хуже, словно трактор меня перепахал. На следующий день надо было рано вставать. Я поднялась в четыре утра. Первый раз на чтение «Правила перед причастием» ушло три часа… И вот, наконец, это состоялось! Причастилась, потом прошло время, и только позже я поняла, как часто надо причащаться и что делать, кроме этого. Все время покупала трехкопеечные книжечки (я их до сих пор люблю), из которых старалась узнать об основах жизни православного христианина. А потом наступил момент, когда я поняла, что уже не могу больше читать светскую литературу…
Что касается влияния брата на мою духовную жизнь, то был один случай, о котором я могу рассказать.
– Да, я думаю, это будет интересно.
– Из паломнической поездки в Иерусалим и на Афон брат Андрис привез мне несколько святынь: крестик, освященный на Гробе Господнем, а еще бумажную иконочку Пантелиимона-целителя из Свято-Пантелиимонова монастыря. И хотя я отнеслась к ней с благоговением, тем не менее, поставив ее на столик у кровати, потом, наверное, нечаянно смахнула и забыла о ней.
И вот случилось так, что я сильно простудилась. Жила я тогда одна, ухаживать за мной было некому, и тут знакомый посоветовал, как легко, залив из носика чайника в свой собственный нос воды с солью и йодом, можно моментально излечиться от насморка. То ли способ лечения не подходил, то ли что-то я не поняла. Только несколько капель воды вздумали путешествовать, прошли по носоглотке, забрались куда-то внутрь и остановились около уха, но с другой стороны. И вот я хожу по полутемной квартире – и вою от боли.
Тут и вспомнила про иконочку святого Пантелиимона-целителя. Достала, смахнула пыль и, повалившись на кровать, прижала ее к несчастному уху и горячо зашептала: «Помоги! Помоги!»
Потом пришла мысль, что надо забраться под одеяло и сильно пропотеть (что я и сделала, уже не выпуская образа из рук). Потом, что надо гримасничать, и я стала строить невероятные рожи (кто бы это видел!), пытаясь таким образом сдвинуть злосчастные капли. Так прошло несколько часов, я снова забралась под одеяло и снова корчила рожи. К пяти часам утра то, что причиняло такую адскую боль, качнулось и выскочило на ладонь, оказавшись каплей соленой воды. Образ Целителя Пантелиимона, который всю ночь я так и не выпустила из рук… Это ты помог мне? Взор святого был так же спокоен. Прижала его к губам, к груди, потом в изнеможении откинулась на подушки… Так мы и познакомились.
Прошло время. Однажды я нажала на кнопку телевизора и услышала репортаж о пребывании в столице Святых мощей Целителя Пантелиимона и о том, что в эти дни его честная глава находится в Елоховском кафедральном соборе. Прослушала все без особого энтузиазма, но самое главное уловила. На следующий день было утро 1 мая, проснулась не рано, вспомнила про вчерашнее сообщение и подумала: «Может, съездить? Наверное, в праздничный день народу будет немного». Села в машину и приехала на Басманную улицу.
У храма я увидела очередь, которая тянулась через весь прилегающий к собору переулок. Я все как-то очень апатично делала: лениво припарковала машину, лениво подошла и встала в конец очереди, размышляя: «Нет, ну, конечно, простоять здесь столько времени просто невозможно, скоро уйду». Внутренний голос спросил: «Зачем тогда пошла сюда»? – «Ну, просто так, немного постою…»
Был шестой час пополудни, время шло, стала приглядываться к людям – никого из интересных… Вслух читали акафист, постепенно окружающие (сначала поодиночке, а потом хором) стали петь, и я – тоже! Потом вдруг ко мне обратились: «Вы давно стоите, вот на лавочке есть место – отдохните!»
Я была поражена тем, как здесь люди заботились друг о друге. Кто-то говорил: «Я иду к метро, не надо ли купить кому-нибудь воды, бутербродов?»
Через какое-то время я поняла, что уйти не могу! Мы все, стоящие в этой очереди, стали чем-то одним. И это было хорошо! Мы стояли уже 5 часов, было начало 12-го, и вдруг по очереди пробежала волна испуга: «В 12 ночи должны закрыть доступ к мощам – а вдруг не пройдем?!» Было среди нас много приезжих, которым некуда было идти… Стало холодно, мы грелись, как могли, передавая друг другу теплые вещи. Мы не знакомились. Зачем? Мы и так были братья и сестры во Христе.
Доступ не прекратили. И вот в первом часу ночи, когда поднимались по ступеням Елоховского собора и приближались к распахнутым дверям храма, кто-то в толпе сказал: «Как долго стояли, но как хорошо прошло время!» Это было так верно!
Когда очередь уже внесла меня внутрь храма и вдали засверкал золотом ковчег с главой целителя Пантелиимона – какой трепет переполнял душу!!! Сколько волнения, любви, благодарности и надежды было в сердце! Я вдруг поняла, что Он, знакомый мне заочно, пригласил меня, недостойную, на встречу. И стоять можно было не только 6 часов, а сколько угодно! Потому что мера Благодати, получаемая там, была огромна! Только приходи и бери… Хотя и длилось это чудо только мгновение… Рядом с ковчегом раздавались голоса: «Проходите, проходите, не задерживайтесь!»
Вышла из храма ошеломленная – Встречей, общением, духовными переживаниями. Кажется, я ничего не просила, но была потрясена сознанием того, что мое давнее знакомство-призывание было поводом к тому, что меня пригласили на встречу, вразумили, обласкали, одарили. Дар – это то, что дается ни за что, просто так, от щедрости, от снисхождения к нашим немощам.
– Вам встречались какие-либо интересные люди на пути к храму?
– Была однажды совершенно ошеломляющая встреча в Дивеево. Попала я туда благодаря своей приятельнице, православному воцерковленному человеку, живущему на Кубе и так духовно голодающему, что, оказавшись в России, стремящемуся как можно больше поездить по монастырям. Кстати сказать, договорились об этой поездке мы на вечере памяти моего отца в латышском посольстве!
Поездка открыла нам дорогу в Дивеевскую обитель, где мы познакомились с отцом Владимиром Шикиным. Впоследствии он крестил моего мужа, стал его крестным отцом. А познакомились мы с ним совершенно необычно: собираясь уезжать домой, в Москву, я решила взять благословение на дорогу. Навстречу мне быстрым шагом шел незнакомый батюшка в окружении толпы. Вдруг он остановился и бух мне по плечу – рюкзак свалился. Стою и ничего не понимаю! Он благословляет меня, потом берет палку и начинает ею лупить меня по спине! Думаю, что происходит? То ли плакать, то ли смеяться! А он говорит: «Это чтоб ты выросла духовно!» Оказалось, это был посох дивеевской старицы. Такой ошеломляющей была первая встреча с отцом Владимиром!
Уже потом в очередную поездку мы снова встретились, он узнал нас. «Ой, чудесно, – воскликнул он, – у меня будете жить». И два дня мы, три незамужние девушки, прожили в Дивеево. Всю ночь отец Владимир нас исповедовал, с каждой беседуя по 2,5 – 3 часа, вместе с нами молился… После ранней Литургии батюшка благословил нас идти на водосвятный молебен, ночь мы не спали, отстояли раннюю службу, устали, но решили, что раз благословили, так надо – молебен идет недолго, во всяком случае, в нашем храме.
И вот мы приходим в храм Казанской Божией Матери, народу – не протолкнуться! Молебен шел очень долго, мне было трудно стоять, и я постоянно думала: «Как же сестры на клиросе, такие же молоденькие девочки, как мы, это выдерживают? Что их держит?» Потом было освящение воды, отец Владимир не просто кропил, он буквально купал всех – и вдруг нам открылась такая духовная радость! Потом произошло поразившее нас событие. Батюшка сказал: «Теперь, братья и сестры, давайте соборно помолимся об одном рабе Божием, которому не удается бросить курить», – и вот весь храм стал на колени и начал молиться. Это было что-то невероятное!
Потом мы вышли из храма. Отец Владимир подошел нас благословить на дорогу, я не выдержала и говорю: «Батюшка, Вы меня простите, но почему-то за эти два часа молебна у меня ни одной духовной мысли не возникло – все только думала, когда же это закончится, так невыносимо тяжело было стоять!» А он: «Иногда нам нечего Богу дать, ни одной мысли, только терпение. Благодать через ноги приходит».
Самое удивительное стало происходить дальше. Когда мы сели в машину и поехали обратно, Благодать вылилась на нас с такой силой, что мы всю дорогу плакали и пели акафисты. Просто непередаваемое ощущение счастья! Мы вернулись в Москву просветленными и долго не могли ни с кем общаться – никто не понимал, что с нами происходит.
– Выразите в двух словах, Илзе, что новое вошло в Вашу жизнь с приходом в храм, или, простите, это довольно интимный вопрос?
– Вошло счастье. Разговаривать о сокровенном в области веры нестыдно – интимного в духовной жизни не существует. Когда-то мы с братом и его женой Катей жили все вместе у меня дома. Жили церковной жизнью от воскресенья к воскресенью, от праздника к празднику, несмотря на то, что оба занимались своей работой. Мы понимали, что можно говорить о любой стороне духовной жизни – о том, как молиться, что не получается, как поститься…
– Традиционно считается, что искусство – искушение, что балет, театр никак не совмещаются с верой, с православием. Не было ли у Вас поисков другой точки зрения? Или православный человек может проявить себя на любом месте, жить и работать, следуя заповедям Господним?
– Это очень сложная и глубокая тема, которая все время меня волнует. Я читаю литературу по этому поводу, размышляю... Если бы в искусстве не было верующих людей – мы бы не имели того же Шаляпина. Он пел в «Фаусте», брал на это благословение, потом постился, каялся…
Конечно, если бы я родилась не в артистической семье и была бы верующим человеком – понятно, что я не выбрала бы сцену. Но я уже прошла по этой дороге. Когда-то шла по ней с совершенно мирскими целями («мирскими» произношу со знаком «минус»), но в какой-то момент абсолютно изменила свою точку зрения на балетное искусство. Я хотела бросить его и очень давно стала воспринимать свое дело как тяжелое послушание. Хочу отметить, что балет несравним с актерской игрой на сцене, если смотреть на лицедейство как на путь собственного преодоления. Когда мне нужно было танцевать ради зрителя, ради того, чтобы состоялся спектакль, было гораздо легче. Сейчас я вижу смысл своей работы не только в том, чтобы спектакль прошел успешно, а в том, насколько хорошо я сделала свое дело. Выходить на подмостки ради этой цели оказалось гораздо труднее, но более плодотворно для души, ибо здесь требуется больше терпения.
– «Красота спасет мир». Может ли искусство спасти мир?
– Трагизм нашего времени заключается в том, что жизнь кажется такой бурной, полной, что хочется все успеть, узнать, использовать все возможности – и большинство людей даже не представляют, что есть жизнь другая, духовная. Многие просто не ориентируются даже в понятиях «душевное» и «духовное». Часто приходится слышать: «Ой, он такой духовный», но дух человека – это некий орган, неотъемлемая часть его существа, и он питается только духовным – молитвами, духовным чтением или разговорами на духовные темы, но множество людей об этом даже не догадываются! Это страшно. В их числе и те, у кого есть власть над людьми, хотя, конечно, наши судьбы в Руце Божией. Так вот, только духовная красота спасет мир.
– Илзе, что можно посоветовать родителям, которые стараются приобщить своих детей к балету, к театру?
– Нужно быть очень внимательными к выбору всего, что входит в детскую жизнь. Есть подвижные дети, им показаны занятия танцами. Очень важно выбрать, чем заниматься. Мне кажется, важно познакомить ребенка не только с балетом, но и открыть для него мир во все классические виды искусства. Я с радостью смотрю на то, как мамы приводят маленьких детей на серьезные спектакли. Дети, конечно, ерзают на стульях, им скучновато, но у них обязательно появится желание вернуться в мир классического искусства, когда они, повзрослев, столкнутся с массовой культурой.
Ясно, что искусство не может быть выше молитвы, выше духовной музыки, выше духовного песнопения. Но мир классического искусства необходим в первую очередь для детей из обычных, нерелигиозных семей. Занятия хореографией должны вводить ребенка в сферу истинных ценностей, и он должен научиться понимать разницу между Бетховеном-человеком, композитором, и Бетховеном-собакой.
