Человек и вера. Почему человек приходит к Богу? Чего ищет? Во что именно верит? Можно ли это понять и объяснить, глядя со стороны? Фильм румынского режиссера Кристиана Мунджиу «За холмами» — это не ответ. Это постановка вопросов.
Почти год прошел с того момента, как фильм румынского режиссера Кристиана Мунджиу «За холмами» появился в российских кинотеатрах. Картину ждала та же участь, что и большую часть художественного кино в нашей стране: в кино ее посмотрели три тысячи человек. Тут есть о чем пожалеть. Дело ведь не в том, что Мунджиу — один из главных действующих режиссеров в мире, а картина «За холмами» получила в Каннах приз за лучший сценарий, а две снявшиеся там актрисы поделили приз за лучшую женскую роль. Дело в том, что давно в Европе не снимали фильма, который был бы настолько актуален именно для русского человека начала XXI века — эпохи религиозного возрождения, проблемы и конфликты которой искусство продолжает высокомерно (или трусливо?) игнорировать. Почему именно румынский фильм говорит о них лучше, чем наши отечественные, — вопрос другой.
О дружбе
Кто‑то однажды сказал, что все великие режиссеры прибегают к одному и тому же ходу. Либо в начале, либо в конце фильма они ставят сцену, метафорически рассказывающую весь фильм целиком. Кристиан Мунджиу сделал это в начале. Одинокая женщина бредет по туннелю, образованному двумя стоящими на параллельных путях поездами. Люди бегут ей навстречу, сталкиваются с ней, смотрят на нее, но она упорно продирается сквозь толпу, чтобы выйти на открытое пространство и обнять другую девушку, к которой, очевидно, она и пыталась пробраться. Обнимает ее, плачет от радости, не в силах успокоиться, а та нежно, но строго просит ее прийти в себя: «Люди смотрят». Дальнейший фильм будет раскрывать эту метафору со всей возможной глубиной.
Так, Алина приехала к Войчите, подруге детства (они вместе росли в приюте), с которой не виделась много лет, потому что Алина уехала за границу искать лучшей жизни, а Войчита осталась. Войчита изменилась. Когда девушки едут в трясущемся автобусе, Алина замечает, как Войчита, услышав колокольный звон, перекрестилась. Она внимательно осматривает подрясник Войчиты, ее келью, в которой нет электричества, ее личные вещи, которые все могут поместиться в маленькую тумбочку. Знакомится с другими послушницами подворья, где теперь живет Войчита, узнает настоятеля подворья, человека крестьянской выделки, рачительного хозяина и мудрого наставника для всех, кто обитает на этой маленькой огороженной территории. Алина могла бы здесь остаться, потому что здесь живет Войчита и потому что ей некуда и не к кому больше идти. Но она хочет, чтобы Войчита уехала вместе с ней в Германию — подальше отсюда.
Священник задает точные вопросы об Алине. Верит? Ходит в церковь иногда. Исповедуется? Вряд ли. «Если не ходить на службу и не исповедоваться — покоя не будет», — быстро подытоживает священник.
Кристиан Мунджиу — один из величайших мастеров современного кинематографа. В нескольких сценах, несколькими репликами он намечает основные конфликты для своих героев, а выдающийся оператор Олег Муту создает предельно достоверное, почти документальное изображение, которое при этом достаточно отстраненно, чтобы зритель не ощущал на себе давления. Акценты для него расставлять никто не будет, ему придется самому решить для себя все задачи, которые стоят перед персонажами. Решить же их все‑таки надо, потому что Мунджиу уловил тот каскад проблем, который существует сегодня у миллионов людей не где‑то «за холмами», в далекой Румынии, а прямо здесь, в России. И о нем наши кинематографисты либо не думают, либо предпочитают не думать, потому что для них религиозная проблематика — это повод для создания мифов, утверждения патриотизма или доказательства собственной политической правоты. У Мунджиу, напротив, все сведено к конкретным личностям, «заземлено», уточнено, чтобы не отвлекаться на посторонние мелочи.
О душе
Итак, есть человек, который хочет идти горним путем. Войчита — уверовавшая, очистившаяся, простодушная, трудолюбивая, дисциплинированная, скромная, жертвенная — кажется почти святой, если не приглядываться. Но в чем заключается ее святость, задается вопросом автор фильма? В настоятеле она, сирота, нашла отца, которого ей так не хватало (это сразу подмечает Алина). На подворье у нее, не имеющей средств и жилья, теперь есть свой угол, своя работа, сестры, которые помогают ей в соответствии с общежительными законами. Она нашла, за что уцепиться, — и уцепилась. Может, она верит во что‑то, но знает ли она точно, во что именно она верит, или слепо принимает те правила, которые диктует место ее пребывания, как она слушалась воспитателей в приюте? Если это неправда, то тогда тем более странным кажется ее отказ обсуждать с Алиной вопросы веры и дисциплины: Войчита старается отправить подругу к настоятелю, рассчитывая, что тот решит все вопросы. Но здесь же можно увидеть и монашеское смирение, упование на Бога в решении тех вопросов, которые она решить не в состоянии. Когда Войчите предлагают покинуть обитель, она решает уйти вместе с подругой, но никто не может сказать — из христианской ли любви или из‑за обычной для старых подружек солидарности. Она меняет место в обители (в «раю») на положение изгнанницы, и никто не может точно сказать, права ли она. Камера не позволяет увидеть, что творится в душе человека. Она может лишь свидетельствовать о его действиях, а зрителю придется делать выводы самому.
Возьмем вторую героиню, Алину. С ней все еще сложнее. Алина приехала к своей подруге и соглашается жить по монастырскому уставу. Она готова молиться с Войчитой, трудиться изо всех сил, она даже готова пойти на исповедь и причаститься, что для нее огромное испытание: она ни с чем подобным в своей жизни не сталкивалась. Никто не сможет поручиться, что она делает это лишь для того, чтобы снять напряжение в отношениях с подругой или притвориться послушницей до поры. Может быть, она хочет, чтобы дом Войчиты стал и ее домом, чтобы ей тоже нащупать какую‑то опору под ногами? Может быть, она действительно пытается начать новую жизнь? Что значат ее эпилептические припадки: болезнь или бесы, возвращающиеся на новое место после недолгого изгнания? Вряд ли Алина сама могла бы ответить. Она готова пробовать, готова искать, пока есть силы, просто сил у нее, как оказывается, совсем немного.
Есть еще и подворье, бедное, холодное, суровое. Священник, под словами которого подписался бы любой русский батюшка. Послушницы, которые стараются жить по‑христиански, но не так легко им, бывшим крестьянкам, избавиться от суеверий, сплетен, недоумений, страхов. Для них приехавшая из Германии Алина — постоянная угроза, они не могут понять, почему ей все сказано, а она все никак не покорится и не начнет жить так, как они — не задавая вопросов, не думая, не сомневаясь. Все они — прекрасные люди, но Алина слишком чужда им, и даже если она начнет делать то, что ей говорят, дистанция все равно слишком велика.
Все описанное очень знакомо многим из нас, и реальная жизнь постоянно предлагает подобные конфликты. Просто именно румынский режиссер, прославившийся некогда фильмом о нелегальных абортах «Четыре месяца, три недели и два дня» (за него он получил «Золотую пальмовую ветвь», главный приз в мире кинематографа), смог сгустить все эти проблемы в одном экранном произведении. Серьезно, вдумчиво, честно, без скидок.
О вере
Фильм видят по‑разному. Многие после него написали о том, что фактически Алина борется за любовь своей подруги с Соперником, который сильнее ее, потому и проигрывает. Для кого‑то это картина о промывании мозгов, которое происходит в православных общинах. Кто‑то видит в этом необычную драму об однополых отношениях, потому что в Европе сейчас эта тема особенно развита. Но вряд ли европейцы смогут посмотреть фильм так, как его видят в России. Ведь для них подворье и православные послушницы — это экзотика, частный случай. У нас сотни тысяч, если не миллионы людей ездят по монастырям, кто‑то жил или живет там, но что еще более важно, у нас вот эта расколотость людей проявляется особенно сильно в последние два десятилетия.
Принял человек веру, а члены его семьи — нет. Или два друга: один верующий, другой — агностик. Или отец — сын, брат — сестра, как угодно. И начинаются все те же проблемы, которые так беспристрастно описывает Мунджиу. Часто с не менее трагическими последствиями, чем у него. Так почему не поговорить об этом, раз это уже есть, раз с этим так трудно справиться?
Может, все дело в том, показывает своим фильмом Мунджиу, что выводы из такой беседы почти всегда будут неутешительными. Как бы ни пытался неверующий понять верующего, он все равно будет обречен на неудачу. Даже если он наденет крест, придет в храм и исполнит все необходимые ритуалы, поучаствует во всех таинствах, наденет вериги — ничего не получится. Никто не знает, почему неверующий вдруг становится верующим. Это чудо, которое либо случилось, либо нет. А без этого чуда все — трагифарс, пытка, нелепость. Более того, никто не может сказать, кто верующий и кто — лишь пытается им быть. Мунджиу специально акцентирует внимание на действиях персонажей, чтобы зритель задал вопрос: во что на самом деле верят эти люди? И не нашел бы окончательного ответа, потому что никаких доказательств веры человека со стороны найти невозможно. И даже если на глазах, как в фильме, совершается чудо, никто не сможет поручиться, что в этом была хоть какая‑то заслуга собравшихся вокруг людей, называющих себя верующими. Оно само, это чудо, есть только факт, а факт ничего не доказывает, его можно только использовать для чьего‑то убеждения, а дальше возникает вопрос принятия или непринятия этого убеждения.
Кому‑то может показаться, что эта мысль слишком мрачна и Мунджиу зря так сгущает краски. Но именно в картине «За холмами» показано, что на кону в подобных случаях стоят жизни конкретных людей, следовательно, есть смысл быть серьезным и идти до конца. Вопрос, во что на самом деле верит человек, чего он на самом деле хочет, становится первостепенным, потому что именно с него все начинается и им все заканчивается. Эта мысль совсем не в парадигме современного европейского мышления с его толерантностью, которая постепенно переходит и к нам в Россию. Она — как мысль о Страшном суде из Евангелия: «В ту ночь будут двое на одной постели: один возьмется, а другой оставится; две будут молоть вместе: одна возьмется, а другая оставится; двое будут на поле: один возьмется, а другой оставится» (Лк.17:34). Просто, говорит Мунджиу, эта самая ночь — она уже сейчас, мы живем этой ночью, и орлы уже собрались — их легко заметить, если осмотреться внимательно. Поэтому такой «несвоевременный» фильм очень тихо прошел в Европе и в мире, хотя и вызвал восторг критиков. И поэтому были пустые залы в российских кинотеатрах на всех сеансах. Но поэтому же нужно не пропустить «За холмами», один из серьезнейших и тончайших фильмов о наших проблемах за последние несколько лет.
