Нередко судьба картины оказывается столь же драматичной, как и судьба ее героев. И подчас не только достижения современной науки, но и почти детективная история приводит к пониманию, кто изображен на картине и кем она написана.
Холодной ноябрьской ночью 1741 года по заснеженному Петербургу мчались сани, сопровождаемые эскортом гвардейцев. В санях сидела молодая женщина, прижимающая к себе маленького мальчика. Ребенок с любопытством озирался по сторонам и, конечно же, не мог знать, что в этот момент решается его судьба. Это был малолетний император Иван Антонович, несколько часов назад свергнутый в результате дворцового переворота. А женщиной, заботливо укрывавшей его от ночного холода, была сама Елизавета Петровна, только что обретшая российский престол.
К сожалению, история эта, начинавшаяся так трогательно, имела свое трагическое продолжение. Малолетний император Иван Антонович вместе с родными был отправлен в ссылку, а позже в тюрьму. В заточении он проведет почти 20 страшных лет — в полном одиночестве, не видя дневного света, не научившись даже хорошо говорить — и погибнет от рук тюремщиков. Будет уничтожена и память о нем. По высочайшему повелению Елизаветы Петровны всё, что имело хоть какое-то отношение к Ивану Антоновичу и его матери (книги, монеты, документы), было уничтожено. Лишь небольшая часть документов осталась на секретном хранении.
И вот почти 130 лет спустя, в 1870 г., на выставке в Петербурге появился так называемый «Портрет Анны Леопольдовны в оранжевом платье с повязкой на голове». (Для тех, кто не очень хорошо знает нашу историю, — напомним: Анна Леопольдовна была матерью того самого несчастного Ивана Антоновича и очень недолго правила Россией после смерти Анны Иоанновны.) Имя художника и время создания картины были неизвестны. Несколько лет полотно хранилось в Зимнем дворце, а в начале ХХ в. было передано в музей Александра III, ныне Русский музей.
«Портрет Анны Леопольдовны» сразу же поставил перед сотрудниками музея множество вопросов. Для начала следовало уточнить — действительно ли изображенная здесь женщина — Анна Леопольдовна?
По воспоминаниям современников, она была равнодушна к своей внешности, довольно неприхотлива в одежде и прическе. Нередко повязывала голову белым платком и в таком виде могла появиться перед своими подданными. Собственно, так и выглядела женщина, изображенная на портрете. Но какой бы Анна Леопольдовна ни была в жизни, как бы ни выглядела, — изображать царственную особу на официальном портрете в домашнем платье было не принято. Здесь явно крылась какая-то тайна. Это и заставило ученых провести самое тщательное расследование.
Сотрудникам музея пришлось достаточно долго работать с архивными документами в поисках хоть какого-то упоминания о портретах Анны Леопольдовны. Они скрупулезно изучили манеру, в которой написан портрет — ведь каждый художник обладает своим неповторимым почерком. Это не только движения кисти и способ наложения красок, но и их состав, особое моделирование лица и одежды, каких-то деталей.
В конце концов, было установлено, что на портрете действительно изображена Анна Леопольдовна. Полотно написано предположительно в 1740 г. Автор — художник Иван Вишняков. Но впереди ученых ожидало настоящее потрясение.
Впрочем, об этом позже. А сначала — о художнике, написавшем этот портрет.
Иван Яковлевич Вишняков был одним из самых замечательных русских живописцев середины XVIII в. К сожалению, сведения о его жизни крайне скудны. Родился он в Москве, но жил в Петербурге. Умер в возрасте 62 лет. «Живописному делу» обучался в Петербурге у разных мастеров, под началом которых работал. С 1727 г. официально числился учеником французского художника Луи Каравакка, особо отмечавшего его и говорившего, что Вишняков «наипаче может писать персоны с натуральных».
34 года Вишняков проработал в Канцелярии от строений — сначала как подмастерье, а затем как «глава живописной команды». «Живописная команда» занималась исполнением всех декоративных работ во вновь строящихся зданиях молодой российской столицы. При этом мастера не только делали росписи, но и писали иконы, создавали миниатюры на эмали, сооружали и украшали триумфальные арки в честь разных праздников, разрабатывали рисунки обоев, исполняли театральные костюмы и декорации.
Говоря современным языком, они были дизайнерами, причем универсальными, обладающими поистине уникальными способностями. Одновременно мастера вынуждены были бесконечно реставрировать уже исполненные прежде работы, потому что периодически из разных мест сообщалось, что «краски слезли». Все это отнимало много сил и времени и в конце концов подорвало здоровье художника. Поэтому очень обидно, что ни одна из монументально-декоративных работ Вишнякова не сохранилась, так как не дошли до нас те архитектурные памятники, в которых и делались эти росписи.
Очень много занимался Вишняков и портретной живописью. Он являлся одним из самых признанных портретистов. Не случайно именно ему было поручено наблюдать за созданием портретов императрицы Елизаветы Петровны, чтобы не допустить какого-то искажения или (не дай Бог!) карикатурности ее облика. Но и с портретным наследием художника все обстоит не так уж просто.
Не дошли до нас автопортреты Вишнякова (да и были ли они?). Сохранились только два портрета, подписанные художником. Остальные произведения в течение многих лет оставались безымянными, и лишь усилиями ученых, по крупицам собиравших архивные данные, удалось установить их авторство. Хотя многое до сих пор так и остается неразгаданным.
Да и сама эпоха, в которую жил художник, только кажется глубоко и всесторонне изученной, а на деле хранит еще много тайн и загадок. Вообще XVIII век, конечно же, одна из самых интересных и ярких страниц нашей истории. Это удивительный сплав высокого и низменного, отжившего и нового, утонченного и грубого. И люди жили в эту эпоху неординарные — авантюристы и мечтатели, способные на подвиги и чудачества, страстные и увлеченные, полные неукротимой энергии и тянущиеся к знаниям, пробующие свои силы и в ремеслах, и в науках. Непростым был век, «столетье безумно и мудро», как назвал его Н. Карамзин. Пудреные парики и шелковые камзолы, блеск и роскошь маскарадов, учтивость манер столь же привычны для этого времени, как пытки в Тайной канцелярии и чудовищные по своей жестокости казни — с четвертованием, колесованием и вырыванием ноздрей.
Впрочем, в отличие от русских художников первой половины XVIII века, живших в эпоху бурных перемен, Вишнякову «повезло» больше. Основной период его творчества совпал со временем правления Елизаветы Петровны. После бесконечной череды дворцовых переворотов двадцатилетие ее правления казалось относительно спокойным. К тому же императрица обожала всяческие празднества, увеселения, маскарады, спектакли. Она покровительствовала людям искусства, справедливо полагая, что все это будет способствовать смягчению нравов.
По словам историка В. Ключевского, Елизавета жила в золоченой нищете и оставила после себя 15 000 платьев, 2 сундука шелковых чулок, недостроенный Зимний дворец и кучу неоплаченных счетов. Но, как говорится, бывали времена и похуже. Самое главное, в период ее правления наступил подлинный расцвет всех видов искусства, в том числе изобразительного.
Известно, что вплоть до начала XVIII века русские художники занимались исключительно иконописью. Правда, уже в XVII веке появились так называемые «парсуны», чаще всего изображающие русских царей и их приближенных. Конечно, парсуны были довольно примитивны, жестковаты, напоминали порой неумелые детские рисунки.
Но, как известно, петровские реформы создали благоприятную почву для нового искусства. И в поразительно короткий срок, то есть уже к середине XVIII века, — расцвело искусство, не уступающее лучшим образцам французской и английской живописи, прежде всего портретной.
Как уже говорилось, имя Вишнякова — в череде известнейших мастеров этого времени. Всеобщее признание получают его детские портреты — и прежде всего портрет Сарры Элеоноры Фермор, дочери шотландского дворянина. Она жила в России, ибо отец ее служил в Петербурге и даже был награжден за свои заслуги многими российскими орденами.
Изображение хрупкой 10-летней девочки с напудренными волосами — наверное, самый пленительный русский портрет XVIII века. О нем написано так много восторженных отзывов, что поневоле задумываешься — чем могла привлечь исследователей эта работа, далеко не безупречная по пластическому языку. Но тут же понимаешь — это та картина, которая воспринимается не рассудком, а сердцем, чувством, душой. И столько в этой девочке чистоты, доверчивости, обаяния, что хочется смотреть на нее бесконечно. Есть в портрете нечто, не объяснимое словами, не поддающееся обычному анализу. И не столь уж важно, что написан он с некоторыми погрешностями.
Да, чуточку длинноваты руки. Но сколько в них гибкости и изящества! Да, довольно плоскостно написано платье и едва намечен пейзаж на заднем плане. Но как гармонично соединяются в картине мягкий рассеянный свет и тонкий сдержанный колорит, как созвучны они настроению юной модели, такому неуловимому, словно дуновение ветерка.
В этой работе особо ощутима основная черта живописной манеры Вишнякова — причудливое соединение условности и плоскостности парсуны и утонченности эпохи рококо.
Художник пишет реальную живую девочку, чью судьбу достаточно подробно изучили историки (вышла замуж за графа Стенбока, заложив таким образом основы известного рода Стенбок-Ферморов, родила сына, прожила довольно долгую жизнь). Но все это, в общем, не так уж и важно. Потому что девочка эта сама по себе — своеобразное воплощение XVIII века, юного, пытливого, мечтательного.
Позже Вишняков создаст еще много портретов, вызвавших самые хвалебные отзывы современников. Но портрет Сарры Фермор так и остается непревзойденным шедевром художника, вершиной его живописного мастерства.
В сравнении с этой работой портрет Анны Леопольдовны, о котором уже пора опять вспомнить, кажется более сухим, жестким, холодным. Наверное, это действительно не лучшее творение мастера, но, безусловно, самое загадочное. Итак, после архивных поисков были установлены авторство и дата создания картины. Теперь же предстоял так называемый лабораторный анализ, — с помощью рентгена, инфракрасных и ультрафиолетовых лучей, позволяющих проникнуть в глубь картины и «увидеть» все слои живописи.
Результаты лабораторного анализа оказались ошеломляющими. Во-первых, на рентгенограмме «высветилось» другое, более парадное платье с украшением на груди. Но самое главное — в нижнем углу картины проступило лицо ребенка — круглое, большеглазое, чуть скуластое. Вглядевшись, можно было рассмотреть и фигурку в камзольчике. Сомнений больше не оставалось — в первоначальном варианте на картине был изображен сын Анны Леопольдовны — Иван Антонович, тот самый несчастный ребенок, чья жизнь была так страшно исковеркана.
Судьба картины оказалась столь же драматичной, как и судьба ее героев. Правда, портрет не был уничтожен, а лишь переписан. И несчастный мальчик просто исчез с холста, а парадное платье опальной Анны Леопольдовны превратилось в домашнее. Автором этого перевоплощения была сама венценосная Елизавета Петровна. Вишняков лишь воплотил ее идеи. После чего портрет был спрятан в дальних помещениях Зимнего дворца. А вскоре и сама Анна Леопольдовна отошла в мир иной. Умерла она в ссылке, в Холмогорах, и было ей всего лишь 27 лет. Но портрет сохранился. И не просто сохранился, а словно бы дожидался своего часа. Почти 240 лет хранил он свою тайну. И мы, наверное, так и не узнали бы ее, если бы не достижения современной науки.
