Этапы развития маленького книгочея
Одним из подходов в изучении механизмов художественного восприятия является предложенный Л.С. Выготским метод «воссоздания эстетической реакции», исходя из «формы художественного произведения через функциональный анализ ее элементов и структуры». Сутью, «механизмом» художественного восприятия является ориентировка читателя на существенные элементы и отношения литературного произведения. Она может быть представлена как действие прослеживания «судьбы героя» – предмета изучения искусства. Ориентиры эти, объективно данные в самом тексте литературного произведения, в разных видах, жанрах литературы оформлены по-разному. Анализируя особенности текста, а именно: способ оформления предмета искусства автором, – можно реконструировать задаваемый им характер ориентировки читателя в структуре и содержании литературного произведения.
Так, при последовательном сопоставлении структуры тех литературных жанров, видов, которые предпочитает читатель, в том или ином выступает логика постепенного развития, этапы усложнения ориентировки читателя в предмете искусства.
Исходной «клеточкой», единицей анализа при построении такого «генетического» литературного ряда была выбрана структура народной волшебной сказки. Замечательный отечественный ученый Владимир Яковлевич Пропп на материале русских народных волшебных сказок вывел структурную «формулу» сказки: семь персонажей и тридцать одна осуществляемая ими функция, что образует структуру любой народной волшебной сказки.
Написанная еще в 1920-е годы книга В.Я. Проппа «Морфология волшебной сказки» и сейчас читается с захватывающим интересом. Пред нами проходят основные моменты, «узлы» народной сказки: узнав о причиненной Антагонистом (Вредителем) беде, Герой отправляется в путь. Там его ждет встреча с Дарителем, испытывающим Героя. Если Герой проходит испытание с честью, он получает Волшебное средство, помогающее победить Антагониста и ликвидировать беду (например, освободить захваченную Змеем Горынычем Царевну). При возвращении в свое царство Герой подвергается преследованию, но благополучно спасается. А дома его ждет новое испытание – на роль спасителя Царевны претендует Ложный Герой. Когда обман этот раскрывается, все узнают истинного Героя, который получает заслуженную награду – Царевну и царство.
Мы предположили, что выделенные В.Я. Проппом инварианты структуры народной волшебной сказки, присутствуя в трансформированном виде и в других типах художественной литературы, направляют ориентировку читателя в тексте.
Рассмотрим эволюцию литературных жанров с точки зрения анализа тех (имеющихся в самом художественном произведении) условий, которые обеспечивают возможность последовательного развития ориентировки читателя в литературном произведении.
Малые жанры фольклора и народные сказки о животных
Они образуют множественность художественных моделей, обширную базу разнообразных фольклорных «парадигм», способов презентации мира не только в речи, но в живой полимодальной, синтетической деятельности (в игре, бытовых действиях и пр.). Младенец и ребенок раннего возраста воспринимает последние как органичный элемент коммуникативной ситуации, как сопроводительную часть игры или ритуала. Нередко он сам включен в этот синкретический текст, включен телесно: «Идет коза рогатая...» или «По кочкам, по кочкам и в яму – бух!» и т.п., но все это ему нестрашно, поскольку оказывается игрой. Ребенок понимает «невзаправдашность», условность игровой модели (Коза «бодает», но нестрашно потому, что это не на самом деле, не «быль»). Так рано младенец приобщается к условности искусства, его «игровой» природе.
Итак, этот тип-предтечу составляют произведения:
а) считалки, заклички, колыбельные, заговоры, дразнилки и пр., вплетенные в жизнедеятельность ребенка или обращенные к отдельным психическим функциям человека (так, служебная функция скороговорок есть речевое развитие, а не презентация мира и человека);
б) загадки, небылицы и т.д.; народные сказки о животных, которые показывают отдельные стороны мира или человека.
На последнем жанре стоит остановиться подробнее.
Как и в басне, в народной сказке за каждым персонажем-животным обычно закреплен определенный набор качеств, свойств характера, характерный стиль жизни: Лиса – хитрая, Медведь – сильный, но простоватый, Заяц – робкий, трусливый. Звери и птицы ведут себя, на первый взгляд, совсем как люди: ссорятся, помогают друг другу, ходят в гости, работают – кто с ленцой, а кто не покладая рук (лап?)... Так же, как и в басне, судьба героев дана в народных сказках о животных не развернуто, а фрагментарно – в виде отдельного эпизода, случая из жизни, точнее, «проблемной ситуации». Сказка и показывает, как персонажи-животные справляются с трудными обстоятельствами их жизни, какие черты характера для этого важны (ум, хитрость, сила). В отличие от басни, народная сказка о животных в этом отдельном эпизоде из жизни открывает перед слушателем серьезные, прямо-таки судьбоносные проблемы, поворотные пункты биографии: женитьба, вынужденная или добровольная смена местожительства, борьба за выживание: «Жили-были журавль да цапля, построили себе по концам болота избушки. Журавлю показалось скучно жить одному, и задумал он жениться». («Журавль и Цапля»); «Жила-была коза, сделала себе в лесу избушку и нарожала деток» («Волк и коза»). Все как у людей.
Но чаще в русских народных сказках животные не носят одежду и живут не в избушках. Терем мышки, тот самый Терем-теремок, в первоисточнике вовсе не избушка, но лошадиный остов («Терем мышки»). Почему это так? Ответ – в «Байке про тетерева»:
«Захотел тетерев дом строить. Подумал-подумал: “Топора нет, кузнецов нет – топор сковать некому”. Некому выстроить тетереву домишко. “Что ж мне дом заводить? Одна-то ночь куда ни шла!” Бултых в снег! Так всю жизнь и прожил без дома, говоря: “А одна-то ночь куда ни шла! Чем нам дом заводить, лучше на березыньках сидеть, во чисто поле глядеть, красну весну встречать, шулдар-булдары кричать!”».
Да, животные не всегда «переодетые люди», нравы и пороки которых (подобно басне) обсуждает и осуждает народная сказка; в тех сказках, где появляется и соревнуется с ними человек, животные уступают ему по развитию (любой мужик всегда способен их перехитрить).
Сравнение «как бы человека» и человека настоящего выводит к важной особенности народной сказки о животных – принципиальной ограниченности свободы выбора, свободы развития животных-персонажей по сравнению с персонажем-человеком. Ибо такова их природа, modus vivendi. Заяц не может не быть трусливым, осторожным, Медведь – могучим, но неуклюжим, а Тетерев – беспечным бродягой. Но, значит, и требовать ответственности за свое поведение с них как-то странно?
Одновременная двойственность статуса этих персонажей (и «как человек», и «как животное»), пожалуй, главная условность народной сказки. Условность, несущая мудрый подтекст: разыгрываемая перед слушателями история из жизни не про конкретного Ивана или Марью, соседей-односельчан, но про хорошо знакомых слушателям «безответственных» домашних или лесных животных. Эта опосредованность смягчает «суровость приговора» и личные чувства рассказчика. Как известно, народная сказка о животных подсказывает своему слушателю, как надо относиться к персонажам.
Итак, проекция человеческих драм на царство животных позволяет увидеть их как бы со стороны; в то же время эти истории подспудно окрашены чувством понимания: «Что с них взять!» Те же нравоучительные истории, рассказанные про настоящих людей (то есть при отсутствии онтологической дистанции между персонажами и автором-рассказчиком), могли бы не избежать соблазна морализаторства, учительского тона, что сразу придало бы им некоторую фальшь (и наводило бы на подозрение, что рассказчик сводит личные счеты с адресатом или третьим лицом – обидчиком-ровней). Подлинное искусство любит и бережет своего адресата: эрзац же бесцеремонно вторгается во внутренний мир читателя-слушателя, манипулирует личностью.
«Случаи из жизни» от морализаторства спасает либо наличие подтекста (сатирического, юмористического, лирического) – как в авторских сказках, поэзии и высокохудожественных рассказах и других литературных жанрах, – либо, как в притче, предельное обобщение (история не про тебя и не про соседа, а про Homo – «родовое существо», то есть про всех нас) – история, увиденная как бы, по выражению философа Н.Ф. Федорова, из «свышнего» мира. Потому-то и прижились в истории культуры народные сказки о животных, что не режут нравственный и эстетический слух, что несут в себе деликатную оговорку – в силу взаимоотраженности двух планов: «Это история не про нас, а про похожих на нас животных; и про нас тоже, но увиденных со стороны, с высоты высшей, недостижимой для нас свободы, запредельного идеала».
Подлинная свобода выбора и ответственность за этот выбор, свобода развития как нравственной личности появляется у персонажей следующего типа сказки – народной волшебной. Тут человеческая судьба впервые дана развернуто, подробно и в основных вариантах; и приговор героям, выбравшим разные ценности, непреложен. Слушатель может выбирать, с кем ему идентифицироваться: с подлинным Героем или ложным.
Если в литературном произведении отсутствует подробное, эмоциональное описание как переживаний героя, так и тех обстоятельств, которые вызвали их, а преобладает «голое» действие, то малышу сложно понять героя, смысл его поступков. Если же раскрыты и сами обстоятельства, ситуация, и переживания персонажа, ярко показаны поступки и их последствия, то ребенок, принимая эту ситуацию и становясь на позицию героя, вместе с ним переживает все перипетии, повороты сюжета и последствия поступка, осознает смысл происходящего. Прекрасные возможности для такого погружения в мир сильных переживаний, необычных приключений, благородных поступков предоставляет народная волшебная сказка. Это идеальный инструмент для развития художественного восприятия и личности дошкольников.
Продолжение в следующем номере журнала
