Этот номер «Винограда» вышел незадолго до 40-го дня со дня кончины Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия Второго. Представляем вашему вниманию одно из интервью Патриарха, опубликованное в мае 2005 года в издании «Газета». Интервью показалось нам каким-то удивительно человечным, неофициальным, приоткрывающим читателю малознакомые грани этой удивительной личности.
— Ваше Святейшество! Считаете ли вы переделкинскую резиденцию патриархов своим домом в общепринятом значении этого слова?
— Видите ли, сразу после моего избрания я переехал в Переделкино. Патриаршая резиденция в Чистом переулке требовала капитального ремонта, его не было лет двадцать, поскольку в последние годы мой предшественник Патриарх Пимен сильно болел. В Переделкино же все было отреставрировано, и, на время поселившись там, я больше не захотел переезжать. Воздух совершенно другой, чем в городе. И конечно, выработалась определенная привычка. Загородную резиденцию в полной мере ощущаю своим домом. За 15 лет только раз переночевал в Чистом переулке.
— У Патриарха, как у всех российских граждан, стоит в паспорте штамп «зарегистрирован»? Получается, у вас не столичная, а областная «прописка»?
— Стоит, стоит штамп (смеется). Как у всех. Но прописка у меня московская. Между прочим, граница области проходит не у железнодорожного переезда, как многие думают, а чуть ниже — у церковного кладбища. Соответственно, резиденция относится к Москве.
— Почему именно бывшая усадьба бояр Колычевых рядом с церковью Преображения Господня времен Ивана Грозного в 1955 году была выбрана в качестве резиденции патриархов всея Руси?
— Только не в 1955-м, а в 1952-м. Это было решение Сталина в ответ на обращение в правительство Патриарха Алексия I о выделении имения Колычевых под загородную резиденцию. Почему эта усадьба? Достоверно трудно сказать. Уже нет тех людей, кои при сем присутствовали. Но, думаю, имело значение, что к роду бояр Колычевых принадлежал бывший игумен Соловецкой обители митрополит Московский Филипп, который пострадал при Иване Грозном. Святитель Филипп был задушен в Тверском Отрочь-монастыре Малютой Скуратовым. Сразу после смерти Ивана Грозного гроб митрополита Филиппа перевезли на Соловки, где он стал предметом народного почитания. При царе Алексее Михайловиче митрополита причислили к лику святых, его мощи были помещены в московском Успенском соборе. Один из приделов храма Преображения Господня в Переделкино посвящен как раз святителю Филиппу. Патриарх Алексий I высоко его почитал и потому относился к переделкинской резиденции с особой любовью. Сейчас от старинного имения Колычевых остались только въездные ворота. В маленькой пристроечке к ним жил Патриарх Алексий I. Мы, которые были его ближайшими помощниками, часто ездили в Переделкино с докладами и всегда ощущали трогательную нежность Патриарха к здешним местам. Перед старыми постройками на территории резиденции нынче стоит стела. На каждой из ее сторон высечены имена тех бояр Колычевых, что погибли в различных сражениях «за веру, царя и Отечество».
— Вы так хорошо знаете историю этих мест?
— А как иначе?! Я трепетно отношусь к связи времен. Когда служу в Успенском соборе Московского Кремля (а такая возможность впервые представилась в 1991 году), всякий раз с волнением ощущаю эту связь. В Успенском соборе происходили важнейшие события российской истории. Все коронации российских императоров, все интронизации патриархов… Вокруг — гробницы предстоятелей нашей Православной церкви. И великое благо, что отныне не нужно рвать живительную связь. Сколько десятилетий люди отрекались от своих родных, скрывали, что в их роду были священнослужители. Теперь появилась возможность вспомнить свою родословную, не предавать историческую память.
— Почти пятнадцать лет назад, поселившись в Патриаршем подворье после своего предшественника, вы что-то изменили здесь в плане быта, уклада жизни?
— Вначале на переустройство не было времени. Но к празднованию 2000-летия Рождества Христова на переделкинской территории приступили к строительству Центра православного наследия. Работы тянулись шесть лет — одним словом, долгострой. Зато когда все было закончено, мне очень понравилось. Целый этаж в Центре отдан под представительские функции. Есть и зал заседаний Синода. Пока в Переделкино Синод не собирался. Обычно это происходит в Красном зале Патриаршей резиденции в Чистом переулке.
Но возраст мой, как говорится, «не к Петрову, а к Покрову», иной раз болезни могут не позволить выбраться в Москву, так что на этот случай все предусмотрено. Официальных лиц здесь порой принимаю — Владимир Владимирович Путин неоднократно приезжал, премьер-министры, московский мэр, иностранные гости...
Но вы спрашиваете о моем быте. Сам я в прошлом году тоже перебрался в новое здание. Если в старом доме ничего менять не хотелось, то тут все устроено по моему вкусу, как бы подлажено под хозяина. Ну а мне что нужно? Удобный кабинет. Библиотека под рукой. И келья — с выходом на территорию резиденции. Чистый воздух, тишина, пасторальный вид на пруд, в котором плавают утки и лебеди. В старом здании, где прожил 13 лет, намереваюсь устроить музей. Руки все не доходят. У меня собралась огромная коллекция пасхальных яиц. И много подарков от монастырей, возродивших уникальное лицевое шитье. Это иконы, вышитые нитками. Есть что показать.
— Каков распорядок вашего дня?
— Встаю я в половине восьмого. После молитвы и завтрака сразу уезжаю в Москву. Рабочий день у меня ненормированный и расписан по минутам. Главное в нем — встречи с людьми. В перерывах, если удается, читаю почту, подписываю бумаги. Когда не успеваю заняться документами, беру их с собой в качестве домашнего задания. Вдобавок — освящение храмов и часовен, практически ежедневные богослужения, в том числе по субботам и воскресеньям. Они у нас не бывают выходными. Иногда мое окружение, видя, что я устал, настаивает на отдыхе в середине недели. Но чаще всего, оставаясь в Переделкино, не позволяю себе часов, не занятых трудами. И потом, надо успеть прочитать текущую церковную периодику: «Журнал Московской Патриархии», другие издания… Появился новый большой журнал — «Вестник военного и морского духовенства». Раньше часу ночи лечь спать не удается.
— Любите ли вы утра? Бывает, что просыпаетесь в плохом настроении, или грех уныния вам чужд?
— Унывать никогда нельзя. Христианин должен быть оптимистом, с какими бы горестями и трудностями ему ни приходилось сталкиваться. В молитве, которая читается сейчас, во время Великого Поста, говорится об унынии как о грехе. Безусловно, сложные обстоятельства жизни отражаются на настроении. Но утра надо встречать в бодром состоянии духа. И этому способствует келейная молитва.
— «Надо»? Или — встречаете?
— Надо. Ибо не всегда высыпаешься. День накануне нередко насыщен разными тяжкими проблемами. Они бесконечно крутятся в голове, словно долгоиграющая пластинка. Выключишь свет, а сна мучительно долго нет. Одно время я принимал снотворное, но потом отказался: нельзя…
— Мы с вами соседи по Переделкино и часто утром или поздно вечером видим, как мчится по трассе ваш небольшой кортеж. А можете себе позволить просто погулять в лесу, по живописной округе?
— К сожалению, только по территории. Ну и чуть дальше. У нас есть хозяйство, где держим коров, кур, коз. Порой, когда на душе пасмурно, я люблю там бывать. Пообщаешься с братьями меньшими, покормишь их — помогает. Да и козье молоко вещь полезная, советую. А баранов не держим. От них только мясо — не станешь же есть своих подопечных. Так что на вертеле баранов не жарим (смеется).
— Есть ли у вас друзья? Кто они?
— Порой так хочется пригласить в резиденцию не только официальных лиц, ради которых перекрывается трасса, но и самых обыкновенных гостей — тех, кто симпатичен, вызывает дружелюбный интерес, желание поговорить, пообщаться. Но день до того спрессован, что, когда возвращаюсь домой, уже не до товарищеских разговоров. Что же касается друзей, то большинство из них остались в Санкт-Петербурге. Приезжая туда, я всякий раз стараюсь встретиться со своими соучениками по Ленинградским духовным семинарии и академии. Не так давно мы проводили конференцию, посвященную 60-летию Победы. Пригласили на нее священнослужителей — участников войны. Я был взволнован, увидев среди тех, кому вручал юбилейные грамоты, моего близкого однокашника по семинарии. Обнялись, повспоминали… Увы, моя жизнь так устроена, что подобные милые сердцу встречи лишь мимолетны.
— Борис Пастернак жил не очень близко от станции и с теплотой писал об электричках в стихотворении «На ранних поездах». А ваш дом — прямо у переезда. Шум, вибрацию наверняка ощущаете. Сильно мешает?
— Вовсе не мешает. Даже успокаивает. Видимо, дело в том, что, будучи управляющим делами Московской Патриархии, я с 1965 года жил на станции Трудовая в Подмосковье. Это по Дмитровскому шоссе. В двух шагах проходила железная дорога. Так что к шуму поездов я привык. Иной раз, когда его нет, словно чего-то не хватает.
— Возможно ли, чтобы близким вам стал человек неверующий?
— За 55 лет священнослужения мне приходилось встречаться с огромным количеством людей, говорить на самые разные темы. Я никогда не делил людей на верующих и неверующих. Если у неверующего человека есть потребность задать мне какие-то мучающие его вопросы, я рад, коли беседа поможет, развеет колебания. И меня всякая встреча обогащает. (Пауза.) Ну, может быть, по восприятию Церкви, упованию на милость Божию, сознанию, что Господь рядом, христианин мне ближе. Но неужели вы полагаете, что те, кто не верует, вызывают у меня невольное осуждение, неприятие? Скажем, министры, губернаторы — да не все они верующие!
Трагедия нашего народа заключается в том, что людей насильственно отторгали от веры. Они не виноваты, что стали неверующими. Виновата идеология, уничтожившая возможность делать свободный выбор. А сегодня многие, воспитанные в воинствующем атеизме, переживают: они стараются, но не могут искренне поверить. И все-таки больше и больше людей сознательно принимают крещение.
Такой пример. Ведущий министр, человек очень мудрый, испытавший немало в жизни, несколько раз делился со мной своими сомнениями, спрашивал совета, открыв, что хочет креститься. Никогда не поздно стать верующим. Человека, о котором говорю, я крестил в 68 лет. Кстати, в его приходе к вере огромную роль сыграло посещение Валаамского монастыря.
В моей биографии поездка на Валаам тоже в некотором смысле стала знаковой. Предопределила судьбу и дальнейшее служение. Мы жили в Эстонии, в Таллине, отец впоследствии стал настоятелем храма Рождества Пресвятой Богородицы. Десятилетним мальчиком родители взяли меня с собой, совершая паломничество на Валаам. Дивная северная природа, архитектурные памятники, словно сросшиеся с суровым ландшафтом, удивительные старцы, умевшие подобрать единственно верные слова и для взрослого, и для ребенка. Со мной, мальчиком, они вели себя абсолютно на равных. Ближе всех принял меня в свое сердце отец Иувиан из Спасо-Преображенского Валаамского мужского монастыря. Поразительно, но у нас завязалась переписка. Я до сих пор храню эти щемяще-нежные письма. Время от времени перечитываю ласковые строчки: «Дорогой о Господе, милый Алешенька! Будь здоров! Да хранит тебя Господь! В своей детской чистой молитве вспомни и обо мне, недостойном».
— У вас большая домашняя библиотека? Как она пополняется? По списку «Книжной экспедиции»?
— А разве она еще существует? В последнее время я что-то не вижу список. Раньше из него узнавал обо всех новинках. Я люблю мемуарную литературу, но нынче многое проходит мимо меня, хотя знаю, что издаются отличные книги. Библиотека в резиденции большая, но сколько томов — признаться, не считал. Пополняется она, в частности, за счет подарков. Писатели присылают свои книги, историки. Беда — не успеваю читать.
Дважды в году стараюсь вырваться в отпуск, тогда беру с собой стопку книг. Для души перечитываю духовную литературу, Чехова — он меня как-то успокаивает, дает психологическую разрядку. Люблю Тургенева, Лескова, а к Достоевскому, которого в свое время всего прочитал, нет желания возвращаться. У него произведения, еще больше утяжеляющие груз, который несешь. То же могу сказать об Александре Исаевиче Солженицыне. Его «Раковый корпус» впервые прочитал за границей, когда у нас он был запрещен. Талантливая повесть, но морально тяжелая.
— Где вы обычно читаете? За письменным столом? У камина? Лежа перед сном?
— Чаще за столом. Или уже в постели. У камина? Такой привычки нет. Да и топили-то камин в резиденции за год всего один раз, когда я принимал президента Эстонии. Вот где язык пригодился!
— Как вы относитесь к тому, что затрагивающий острые религиозные вопросы роман «Код да Винчи» Дэна Брауна, 70 недель державшийся в списке бестселлеров на Западе, был подвергнут резкой критике Ватикана и назван им ересью?
— Я в курсе, что Католическая церковь (в частности, генуэзский архиепископ) выступила против книги. Но, к стыду своему, сам прочитать роман не успел. Несколько лет назад я тоже осудил художественное произведение. Имею в виду показ на телеканале НТВ фильма «Последнее искушение Христа». Особенно покоробило меня то, что кинофильм поставили в эфирную сетку в пасхальную ночь, то есть сознательно отвлекали паству от светлого праздника Пасхи. Я счел это оскорблением святых чувств, с каждым годом все больше пробуждающихся в душах людей. Позднее Гусинский прислал мне письмо с извинениями.
— Вы смотрите телевизор? Какие газеты, журналы выписываете?
— Смотрю в основном вечерние информационные про-
граммы. Но порой приедешь утром в храм на богослужение, а тебя спрашивают корреспонденты: как вы относитесь к тому-то и тому-то? За ночь нередко что-нибудь происходит. Стал следить и за утренними новостями. Обычно это восьмичасовой выпуск. Нельзя отставать. Из газет получаю «Известия», «Вечернюю Москву» и «Труд». Среди новых — ваша «ГАЗЕТА» нравится.
— Сложились ли у вас отношения с компьютером?
— У меня лично — нет. Однако я дал указание внести в базу данных сведения обо всех наших священнослужителях, их биографии, фото. Возникнет вопрос о каких-то поощрениях, продвижениях, могу оперативно прочитать, как сейчас говорят, резюме, увидеть лицо человека, о коем идет речь. Я ведь не только глава Церкви, но и епископ города Москвы. Прежде, когда в столице насчитывалось 120 священнослужителей, можно было каждого знать. А теперь попробуй запомни — 1040!
До своей недавней болезни я лично всех до единого рукополагал в священный сан. Сейчас традиция немножко нарушена, но это временно. К тому же на службу в храм Христа Спасителя, Успенский собор и другие храмы Московского Кремля во что бы то ни стало приглашаю священнослужителей из приходов, чтобы они имели возможность помолиться в главных церквах, послужить с Патриархом, я же – на них посмотреть. Но бывает так, что священник подходит на благословение, а я его спрашиваю: «Где ж ты, батюшка, служишь?» Потому что всех не запомнишь в лицо, по именам. Никакой ноутбук не выручит.
— Как давно вы начали пользоваться сотовым телефоном?
— Я пользуюсь им лишь за границей. В России у меня нет в кармане мобильного. Надо чувствовать себя хоть отчасти свободным. Вот вы раньше уезжали из редакции — и попробуй найди вас в любую минуту. А сейчас все, кто при сотовом, словно на короткой привязи. Мобильный телефон лишает человека важного ощущения, что он в какой-то мере принадлежит сам себе. Понятно, если нужно — меня всегда найдут: в машине телефон, в кабинете, дома… Но лишняя суетность Патриарху ни к чему. Так что никого не смутит неорганичное зрелище: Его Святейшество, говорящий по сотовому (смеется). Я и духовенство строго воспитываю. В позапрошлом году провожу общеепархиальное собрание в Зале церковных соборов храма Христа Спасителя. Выступаю с докладом. В одном ряду звонит телефон, в другом, в третьем… Наконец не выдерживаю: «Вас что, президент может вызвать?» Теперь все отключают мобильные.
— Вы часто бываете в переделкинской церкви Преображения Господня? Проводите там службу?
— Не очень часто, но время от времени служу. В последний раз — в прошлом году. На первой седмице Великого Поста читал канон преподобного Андрея Критского. Так сложилось, что загородная Патриаршая резиденция была весьма закрытым местом, особенно не контролировалась властями, и в строгие советские времена в Переделкино некоторые тайком принимали крещение… Где действительно часто бываю, так это на кладбище. Не на дальнем, писательском, а ближнем — вокруг храма. Там покоятся многие церковные деятели: митрополит Нестор — миссионер, просветитель Камчатки, митрополит Крутицкий и Коломенский Питирим, настоятель Богоявленского кафедрального собора протопресвитер Николай… Нынче появилась свежая могила — Лидии Колчицкой, проработавшей в Московской Патриархии 58 лет. Постоишь у могил, вспомянешь, помолишься о тех, кого с нами нет.
— А что за изящная новая постройка появилась на территории вашей резиденции?
— Она называется сестринский корпус. Там живут несколько монахинь, мой викарий архиепископ Арсений… И еще архимандрит Кирилл — старец, один из «могикан», духовник Троице-Сергиевой лавры. Два года назад у него случился инсульт, он парализован, сейчас его возят в коляске. Когда архимандрит был относительно здоров, многие приходили к нему за молитвами, духовной поддержкой. Трудно было постоянно жить в Лавре — совершенно не давали покоя посетители: и монашествующие, и богомольцы. Я все время приглашал отца Кирилла в Переделкино. Сначала он бывал здесь наездами, потом по воле Божией остался постоянно. Ему 84, он нетранспортабелен. Наместник Лавры епископ Феогност и другие насельники Лавры приезжают к отцу Кириллу сюда. Он уникальный человек, таких мало осталось. Очень мудрый, наделен громадным духовным и жизненным опытом. Прошел всю войну, участник обороны Сталинграда. Как бы я ни был занят, малейшую возможность использую, чтобы к нему зайти.
Апостол Павел учил: «Не скорбите, как прочие, не имеющие упования». Я усердно молюсь, чтобы тяжкие недуги миновали мою паству, уповаю в своих надеждах на Господа. Но и деятельной помощью, заботой, участием нельзя пренебрегать. Меня глубоко опечалило известие о серьезной болезни настоятельницы Свято-Иоанновского монастыря в Санкт-Петербурге игуменьи Серафимы. Мы предприняли шаги, чтобы отправить ее на щадящую химиотерапию в Германию. Согласно христианской религии болезни и скорбь готовят человека к великой встрече с Богом. В то же время надо облегчать страдания ближнего, помогать продлить его дни.
— Кто из ваших родственников жив? Бывают ли они в резиденции?
— К моей глубокой печали, близких родных не осталось. Есть двоюродная сестра. Она живет в Таллине, имеет свою семью и приезжает нечасто. В последний раз встречались на мое 75-летие. А троюродная сестра волею судьбы оказалась в Австралии. Тоже прилетала повидаться. Мы расстались, когда ей было шесть лет, общих воспоминаний сохранилось совсем мало.
