Обычаи наших предков далеки и одновременно очень близки нам сегодня. Они скрыты в рукописях архивов, но живы во многих чертах наших дней. И даже вытоптанные, казалось, начисто, они оживают в сердцах.
Основы нравственности формируются у каждого народа в течение длительного времени, и результаты этого процесса составляют важнейшую и обширную часть духовной жизни. Нравственные ценности, тесно соединяясь с другими сторонами культуры, служили необходимой основой для многих и многих представлений и действий, взаимоотношений и творчества. Эта основа народной культуры включает уважительное отношение к старшим и заботу о стариках, детях, беспомощных родственниках; милосердие в самых разных его проявлениях, помощь и взаимопомощь; трудолюбие, совестливое отношение к труду; понятия чести и долга; твердость в выполнении взятых на себя обязательств и многое другое.
Все связано между собой в единой, цельной системе нравственных понятий. Цельность народной нравственности определялась у русских крестьян православной верой. К ней восходили прямо или косвенно все оценки и утверждения в этой области. Понятия передавались из поколения в поколение. Но кроме того, они заново укреплялись в каждом поколении за счет восприятия основ христианства. Нравственные поучения постоянно звучали в церковных проповедях, наставлениях родителей, разъяснялись учителем, обучавшим грамоте по Псалтыри.
Крестьяне, за небольшим исключением, не писали специальных трактатов о нравственности, но мы можем судить о том, какими понятиями они руководствовались, по реальным проявлениям в жизни, по характеристикам внешних наблюдателей да по высказываниям самих крестьян, разбросанным в письмах, решениях сходок общины, челобитных, в записях других лиц.
Непременным свойством человека, отвечающего нравственному идеалу подавляющего большинства крестьян, являлась вера. Крестьянское сознание определенно связывало поведение человека с состоянием его веры. Судили о вере по аккуратным посещениям церкви, по соблюдению постов и обрядов, по хождениям на богомолья, но особенно – по степени выполнения нравственных норм в целом. «Креста на тебе нет» – говорили человеку, совершившему бессовестный поступок. И наоборот, «живет по-божески», «живет по-христиански» – говорили о тех, кто был совестлив и милосерден.
Не только старшие в семье следили, чтобы молодежь не пропускала особенно важные богослужения, но и вся община наблюдала за этим. Соседи выговаривали матери, если сын был «ленив ходить к обедне».
В адресованных в консистории и Синод прошениях крестьян о строительстве новых церквей (а прошения эти проходили через сход даже в тех случаях, когда церковь должна была строиться не на мирские средства, а на деньги отдельных богатых крестьян) встречаются формулировки о долге общины заботиться о религиозности и нравственности своих членов.
В программе Этнографического бюро Тенишева был вопрос о посещении крестьянами церкви. На него откликнулись почти все, кто писал в бюро из разных концов страны. Крестьянин Ф.Ф. Шутов из деревни Песьи-Веретьи на Вологодчине (Вельский уезд) сообщил, что в праздник его односельчане встают в пять часов утра и отправляются в церковь – на утреню и обедню. Церковь была в трех верстах от деревни. Одевались все празднично, несмотря на ранний час.
Посещение церкви в воскресенье и праздники отметили все корреспонденты. В будни же обычно ходили лишь те, кто заказал обедню по конкретному поводу – кончина близкого человека (девятый, двадцатый и сороковой день, сорокоуст). Либо же в Великий пост, когда служили в среду, пятницу и субботу. В это время ходили преимущественно те, кто говел, т.е. готовился к причастию.
Чаще посещали церковь зимой и осенью, когда крестьяне были свободнее от хозяйственных работ. Летом ходили мало. Если храм был далеко, то посещения прерывались на время снежных заносов и распутицы. Из самых отдаленных от церкви деревень, связанных с селом плохими дорогами (через болота, например), ездили или ходили туда лишь на самые большие праздники – Пасху, Троицу, Рождество, а также на храмовые (праздник события или святого, которому посвящен храм данного прихода) и заветные (обетные). Последние были связаны с обетом, данным отдельным человеком или целой деревней по случаю счастливого избавления от болезни, стихийного бедствия или иноземного нашествия.
Корреспондент из села Петушково Карачаевского уезда Орловской губернии подметил такое различие: на основные праздники «в церкви более бывают мужики, а по воскресеньям – более бабы и подростки». В оценке большего в целом количества посещений мужчинами или женщинами информаторы расходились. П. Каманин из села Домнино Меленковского уезда Владимирской губернии считал, что в церковь вообще больше ходят женщины. Ему вторил корреспондент из Лозичской волости Боровичского уезда (Новгородчина), утверждавший, что женщин в церкви всегда бывает больше, чем мужчин, что они вообще ревностнее относятся к вере, носят туда детей, поминают усопших. А Е.И. Иванов, учитель земской школы из села Георгиевского Белозерского уезда Новгородской губернии, утверждал противоположное: «Мужчины обыкновенно ходят в церковь чаще, нежели женщины».
Все сообщения сходились в том, что в церкви ведут себя чинно, степенно, благопристойно. «Не было случая, чтобы кто-либо пришел в церковь нетрезвым», – писали из деревни Рыбково Смоленской губернии. «Набожность выражается в усердии ко храму Божию. Здешний народ любит часто ходить в церковь для молитвы и непременно бывает у службы по воскресеньям и праздникам; не приходят только отсутствующие из селения и больные. Приходя в церковь, всегда ставят свечи многим святым иконам, и это же делают у себя дома, когда молятся; так, например, поутру или ввечеру затепливают перед домашними иконами свечу или две, либо лампаду с деревянным маслом, а в праздник перед каждою иконою ставят по свече. На дому и особенно в храмах Божиих молятся усердно и с благоговением, стоят в церкви с благочестием; часто служат молебны Спасителю, Божией Матери и многим угодникам, которых часто призывают на помощь», – так рассказывалось о набожности крестьян Пошехонского уезда в описании, присланном в Географическое общество.
Существенное нравственное влияние оказывали проповеди, которые произносились в сельских церквах каждое воскресенье, а в праздничные дни после заутрени и во время литургии. К моменту проповеди все придвигались ближе к аналою, чтобы лучше слышать. Наступала полная тишина. После службы толковали между собой по поводу проповеди. Житель Ярославской губернии отмечал в 1854 г., что крестьяне хорошо понимают содержание религиозно-нравственных поучений и долго их помнят.
С аккуратным посещением церкви тесно связано было совершение исповеди и принятие причастия. В рукописи Тульской губернии (Новосильский уезд) это отмечено так: «Здешний народ имеет добрые качества. Его набожность в простоте веры и гостеприимство достойны подражания. Не говоря о хождении в церковь, об усердном и добровольном исполнении христианских обязанностей – исповедания и причастия, набожность крестьян видна и в их частной жизни. Они не сядут за стол, не помолясь, не начнут и не окончат никакого дела, не перекрестясь; по окончании уборки хлеба почти всякий старается выказать особенное усердие и набожность, приглашая священника со святыми иконами в свой дом для благодарственного молебна».
Большое значение придавали крестьяне ежедневным молитвам. Из села Березово Лихвинского уезда Калужской губернии так и писали в Тенишевское бюро, отвечая по программе: «Домашняя молитва утром и вечером, а также перед едою считается обязательною». Из села Верхотишанки Тульской губернии в ответах по другой программе – Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии – утверждалось: крестьяне встают рано, умываются и молятся, обращаясь к стоящим в переднем углу образам. В другом варианте (Новгородская губерния) об этом же писали так: «В каждой семье и каждым членом ее совершается молитва перед иконами утром, вечером, до и после обеда». Написал это не священник, а учитель земской школы.
Учительница М. Михеева из деревни Талызиной Орловского уезда отмечала различия в усердии в домашних молитвах по сезонам – в зависимости от занятости и усталости. Летом молились меньше. Зато уж под праздник молодые мужики «прежде вымывшись, и потом сядут за стол, прочитают Евангелие вслух, а после ужина помолятся усердно Богу, предварительно зажгут лампадку и свечи перед каждой иконой. В это время и бабы становятся на колени и детям приказывают молиться усерднее». Летом некоторые выходили на улицу и молились в ту сторону, где стоял храм, или на восток. Старухи в теплое время молились большей частью на дворе между хозяйственными делами, а заканчивали молитвы в избе. «Многие старухи еще поднимаются в полночь Богу молиться», – сообщала учительница. Считалось, что такая молитва будет особенно услышана и прогонит нечистую силу. Под большие праздники ночью молились почти до самой зари.
Зимою бабы, писала Михеева, «как только встают рано утром, прежде всего спешат помолиться Богу и положить несколько поклонов». Особенно интересно наблюдение талызинской учительницы о том, что все крестьяне старались молиться так, чтобы их в это время никто не видел. В основе этого лежало евангельское указание, что получивший награду в похвалах от людей не получит ее на небе. Когда зимою холодно было молиться в укромном месте вне избы, старики выжидали, когда дети заснут. Молились все крестьяне, как правило, вслух. Говорили, что так делали святые угодники. Детей заставляли молиться утром и вечером.
Подобных ответов сотни, практически из всех губерний и уездов. Встречаются и такие наблюдения: молятся горячо, но отклоняются от канонов по неосведомленности. Разумеется, крестьяне не были богословски образованными людьми, но домашняя молитва, как и посещение церкви, органично входили в их духовно-нравственную жизнь.
Сейчас иногда приходится слышать утверждение, что неграмотный крестьянин, мол, не знал православия, так как не читал Священного Писания. Это представление людей, которые не бывают в церкви и просто не имеют понятия о том, что служба постоянно включает чтение разных мест из Евангелий, Деяний и Посланий апостолов и из Ветхого Завета. Прихожане, регулярно посещавшие церковь в течение многих и многих лет, знали эти тексты. Разумеется, степень внимания, восприятия, память были у разных крестьян различными, как и в любой другой социальной среде. Но самый факт неграмотности не служил препятствием к этому знанию. Кроме того, в большей части крестьянских изб было свое Евангелие, а у некоторых крестьян – и другие духовные книги.
Данные земских обследований 80–90-х годов XIX в. и современные изыскания убедительно говорят о преобладании духовно-нравственной литературы в круге чтения крестьянства. Это относится как к изданиям, покупаемым или взятым в школьных и приходских библиотеках, у частных лиц, переданным по наследству, так и к рукописным книгам. Грамотные крестьяне читали Евангелие, жития святых и другую духовную литературу вслух в семье, соседям, иногда на специально собираемых для этого встречах. Чтение вслух в дореволюционной деревне отмечено в массовых и многообразных источниках.
Система обучения грамоте основывалась, как известно, на духовной литературе, прежде всего на Псалтыри, т.е. обучение чтению, письму и основам православия шло в неразрывном единстве. Особенно явно это было в так называемых вольных школах, организуемых самими крестьянами путем найма несколькими семьями на 3–4 месяца учителя для подросших детей. Там особенности народной педагогики сказывались наиболее открыто.
Непременной принадлежностью каждой крестьянской избы были иконы. Располагались они в красном, или святом, углу, обращенном обычно к юго-востоку, на божнице (киоте). В любом доме находились иконы Спасителя и Божией Матери. Кроме них, образа популярных в России в целом или в данной местности святых: Николая Чудотворца, Иоанна Воина, Преподобного Сергия и других, либо особо чтимых в данной семье угодников, например Варвары Великомученицы, Марии Египетской. Здесь же сохранялся металлический крест – поклонный. Ценились старые кресты, простоявшие долгое время на божнице. Даже в избах очень бедных крестьян висели лампады. Зажигали их на короткое время, лишь под большие праздники, на всю ночь.
В конце XIX в. современники отмечали, что крестьяне любят покупать иконы. Купленную на ярмарке икону отдавали в свою церковь священнику, чтобы освятил ее в алтаре. Для благословения новобрачных считалась уместной новая икона. В то же время в семьях сохранялись и передавались из поколения в поколение очень древние иконы. Некоторые крестьяне заказывали иконы местным сельским или городским мастерам. В работах крестьянских иконописцев часто встречался свободный пересказ житий святых языком, понятным для окружающих. События древнего времени изображались иногда в привычной обстановке, персонажи – в современной одежде, даже в местном костюме. В иконографии местных подвижников определяющими были прижизненные устные и письменные свидетельства об их облике, и в этом случае стремились соблюдать достоверность. Все это не мешало сохранять в целом художественные традиции профессионального иконописания и достигать воплощения самого важного в иконе – духовности.
Профессиональные иконописцы городов не могли удовлетворить все запросы. Местному мастеру можно было заказать конкретную икону, чтобы обращаться с молитвою к определенному святому: образ Зосимы и Савватия заказывали для молитвы о пасеке, св. Пантелеймона – для исцеления от болезней, Николая Угодника – отправляясь в плавание, и т.д. В то же время постоянное созерцание в сельских церквах высоких образцов профессионального иконописания (для Каргопольского, например, уезда – это новгородские и ростовские работы) служило источником духовного и эстетического воспитания, развивало вкус.
Внимательно следили крестьяне за соблюдением постов, сроки которых были известны в деревне всем от мала до велика. И в этом вопросе письменные ответы местных жителей разных районов на программы научных обществ единодушны – «крестьяне посты соблюдают строго». Лишь в некоторых сообщениях отмечалось, что в последнее время (конец XIX в.) к нарушению постов стали относиться более снисходительно.
При более подробной информации выявляется неодинаковое отношение к различным постам. Особенно большим грехом считалось нарушение Великого поста; почти такое же отношение было к Успенскому посту и к отдельным дням строгого поста (Крещенскому сочельнику, дню Ивана Постного и Воздвиженью). Нарушение остальных постов воспринималось обычно как менее тяжкий грех.
При общей религиозной основе взглядов на посты существовало немало местных отличий, половозрастных особенностей и социальных градаций в их соблюдении. Корреспондент из Тальнинской волости на Орловщине особенно четко изложил эти различия. Он, как и другие, отметил самое строгое отношение к Великому и Успенскому постам, а также постничанье по средам и пятницам: некоторые в эти дни на постах едят только один раз хлеб с водой, «и не вдоволь». Старики и квас в эти дни пить считали грехом. Во время этих двух постов здесь не пели песен и детям запрещали петь. Воздерживались от брани и ссор между собою. «Нонча не такие дни, чтобы ругаться, люди мало хлеба едят».
Во время Великого и Успенского постов старались не есть первую еду рано, в особенности по средам и пятницам. Молодые женщины говели до позднего обеда, «разве только та баба позавтракает, которая кормит грудного ребенка или нездорова». Девки-невесты говели наряду с молодыми бабами. Беременные спрашивали у священника разрешения на нарушение поста – он всегда его давал: «По болезни можно есть». Детей малых кормили, когда запросят. Но с трех лет во время Великого поста молока не давали. Мужики Великим и Успенским постом не пили водку.
Даже беглое соприкосновение с разными сторонами нравственности крестьян открывает сложнейший мир представлений, обычаев, отношений. К сожалению, мы почти совсем забыли о нем, об этом мире – о нравственных основах народной жизни. Определив, что в революционной политической мысли крестьяне не достигли искомых высот, мы высокомерно отвернулись заодно и от глубоких, тонких и вечных истин правды, от тех повседневных проявлений ее, которыми так богат был крестьянский опыт.
