Есть в России особенно любимые писатели, сумевшие чудесным образом покорить сердце читателя, какого бы возраста он ни был. Среди таких авторов — Константин Георгиевич Паустовский, лирический прозаик с романтическим отношением к жизни, людям и природе. Не случайно он всегда был неравнодушен к творчеству Александра Грина. И его первая книга «Встречные корабли», вышедшая в 1928 году, была, как и многие книги Грина, о море.
Репетитор и кондуктор
Константин Георгиевич Паустовский, коренной москвич, появился на свет в мае 1892 года. Его отец, потомственный казак Георгий Максимович, вместе с семьей кочевал с места на место — после Москвы были Псков, Вильно, Киев… В конце концов беспокойный казак ушел из семьи. Дети остались с матерью Марией Григорьевной, полячкой, которая основой воспитания считала строгость.
«Семья наша была большая и разнообразная, склонная к занятиям искусством. В семье много пели, играли на рояле, благоговейно любили театр. До сих пор я хожу в театр, как на праздник… Учился я в Киеве, в классической гимназии. Нашему выпуску повезло: у нас были хорошие учителя так называемых ‘‘гуманитарных наук’’ — русской словесности, истории и психологии. Литературу мы знали и любили и, конечно, больше времени тратили на чтение книг, нежели на приготовление уроков», — вспоминал Константин Георгиевич.
Однако жизнь упорно возвращала Костю от книг и мечтаний на землю. Оставшись без отца, шестиклассник Паустовский вынужден был зарабатывать сам — и на жизнь, и на дальнейшую учебу. А поскольку учился он охотно, то вполне преуспел на ниве репетиторства. Позже, в молодости, Паустовский пробовал себя в самых разных профессиях, и этот опыт пригодился ему как писателю. После того как в Первую мировую войну погибли два его брата, он пошел работать сначала кондуктором, а потом вожатым трамвая — ведь дома ждали его помощи слепая сестра и больная мать.
Но работа не должна была отвлекать от учебы. Еще в гимназические годы он понял, что без серьезного образования нельзя рассчитывать на успех в жизни. В 1911 году Паустовский поступает сначала в Киевский университет на историко-филологический факультет, а затем продолжает учебу в Московском университете на лекциях по юриспруденции. К этому же времени относятся и его первые литературные опыты.
В самый разгар революции Паустовский послал пачку своих стихов Ивану Алексеевичу Бунину. Бунин хорошо знал, что большинство молодых писателей начинает со стихов. И ответил Паустовскому открыткой: «Думается, Ваш удел, Ваша истинная поэзия — в прозе…» Совет поступил вовремя. Спустя годы Иван Алексеевич, обычно настроенный критично, острый на словцо, не раз восхищался рассказами Паустовского и с удовольствием читал их друзьям.
Журналист и биограф
Романтик в душе, Константин с энтузиазмом принял Октябрьскую революцию, охотно ездил по стране, сотрудничал с прессой. Однако все чаще убеждался, какой огромный разрыв существует между тем, что говорилось на митингах, писалось в газетах, и тем, как жил народ на самом деле, какой неимоверной ценой доставались так называемые великие победы. И писатель, словно защищаясь от негатива, облекал рассказы о новых людях в легкий туман романтики, причем совершенно искренне, так как верил, что добро в конце концов победит. Может быть, поэтому в начале тридцатых годов были благожелательно встречены и властью, и критикой повести «Кара-Бугаз» и «Колхида», а сам автор числился успешным и «правильным» писателем, избежав горькой участи многих собратьев по перу. Повесть «Кара-Бугаз» принесла ему известность — теперь все книги, выходившие из‑под пера Паустовского, встречали со вниманием.
А он начал писать для детей — возможно, подсознательно избегая реальности, уходя в безопасный мир живой природы. В таких рассказах, как «Кот-ворюга», «Барсучий нос», писатель находит излюбленную впоследствии манеру детального описания места действия. Были ли героями его рассказов люди или звери, Паустовский писал о них с неизменной любовью и, как правило, с теплым юмором.
«Мы заложили лаз старой рыболовной сетью и начали ждать. Но кот не выходил. Он противно выл, как подземный дух, выл непрерывно и без всякого утомления. Прошел час, два, три… Пора было ложиться спать, но кот выл и ругался под домом, и это действовало нам на нервы» («Кот-ворюга»).
«Стояла осень в солнце и туманах. Сквозь облетевшие леса были видны далекие облака и синий густой воздух. По ночам в зарослях вокруг нас шевелились и дрожали низкие звезды» («Барсучий нос»).
В эссе «Искусство видеть мир» Паустовский прямо говорит о своей позиции художника слова: «…нужно не только смотреть по сторонам. Нужно научиться видеть. Хорошо может видеть людей и землю только тот, кто их любит. Стертость и бесцветность прозы часто бывает следствием холодной крови писателя, грозным признаком его омертвения».
Отрешиться от эпохи и полностью уйти в мир романтики Паустовский не смог. В страшные годы репрессий он бросает вызов власти уже тем, что в 1937 году издает книги, посвященные гениальным художникам Оресту Кипренскому и Исааку Левитану, словно доказывая, что великое искусство — вечно, а власть — преходяща, даже такая всесильная, какой она казалась на тот момент.
«Во время Великой Отечественной войны я был военным корреспондентом на Южном фронте и тоже изъездил множество мест. У каждого писателя своя манера жить и писать. Что касается меня, то для плодотворной работы мне нужно две вещи: поездки по стране и сосредоточенность», — писал Константин Георгиевич в автобиографии.
Литератор-ювелир
Его главной творческой задачей было постоянное совершенствование — и своей личности, и своего писательского мастерства. Все чаще его произведения называют поэзией в прозе. Большое значение Паустовский придает пейзажу — именно он в состоянии передать то редкое настроение, которое писатель называет «ощущением красоты и ожиданием встречи с нею». Паустовский все чаще приезжает в Мещерский край — он стал для него источником вдохновения и воплощением родины.
Удивительно притягательный край лесов, озер и тихих речек раскинулся на стыке трех областей — Владимирской, Московской и Рязанской. «Самое большое, простое и бесхитростное счастье я нашел в лесном Мещерском краю. Счастье близости к своей земле, сосредоточенности и внутренней свободы, любимых дум и напряженного труда. Средней России — и только ей — я обязан большинством написанных мною вещей», — признавался писатель. Не случайно даже на страницах «Повести жизни», завершенной в 1963 году, тесно связанной с биографией автора и историей страны, Константин Георгиевич остается верен себе: для него природа — одна из главных составляющих жизни. «Важно было ощущение осени, тот строй чувств и мыслей, какой она вызывала. А все, что называется материалом, — люди, события, отдельные частности и подробности — это, как я знал по опыту, надежно спрятано до поры до времени где‑то внутри этого ощущения осени» («Зарубки на сердце»).
Книгу «Золотая роза», вышедшую в 1956 году, автор предваряет замечательными словами Оноре Бальзака: «Всегда следует стремиться к прекрасному». И первым в ней идет рассказ «Драгоценная пыль», где парижский мусорщик Жан Шамет ту ювелирную пыль, которую собирал в мастерских, задумал превратить в золотую розу для молодой Сюзанны, чтобы принести ей большую радость, а может, и счастье. И вот какие слова звучат в конце этого рассказа: «Мы, литераторы, извлекаем их десятилетиями, эти миллионы песчинок, собираем незаметно для самих себя, превращаем в сплав и потом выковываем из этого сплава свою ‘‘золотую розу’’ — повесть, роман или поэму».
В 50‑е годы к Паустовскому пришло мировое признание. Он побывал в Болгарии, Чехословакии, Польше, Турции, Греции, Швеции, Италии, жил на острове Капри. В 1965 году он вместе с Михаилом Шолоховым был выдвинут на Нобелевскую премию. Но Паустовский был настроен скептически — не верил, что выберут его. «Сохраняя отношения с Союзом, второй раз подряд дать премию советскому писателю — не верноподданному — не посмеют», — говорил он накануне вручения. Паустовский имел в виду Пастернака, который стал нобелевским лауреатом за роман «Доктор Живаго» в 1958 году — это событие вызвало крайнее неудовольствие советских властей.
К этому моменту Паустовский уже давно не числился в рядах «правильных» . Когда судили писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля, опубликовавших свои произведения на Западе, Паустовский открыто выступил в их поддержку и предоставил суду свой отзыв в защиту обвиняемых. Демонстративно отказывался пожать руку именитому писателю, который выступил против Бориса Пастернака при обсуждении «Доктора Живаго».
Его предсказание сбылось. Хотя в Италии и Швеции уже были изданы в «нобелевской» серии однотомники Константина Паустовского, премию дали Шолохову.
Однако популярность Паустовского — не модная, а истинная, — была более чем весомой в Советском Союзе. Человечность, тепло и красота его писательского языка, глубина и образность повествования шли непосредственно от сердца автора к сердцу читателя. Любовь, с которой он относился к окружающему миру и окружающим людям, пронизывала все его произведения.
«Трудно представить себе более деликатного человека, так сказать, в общежитии. Если болезнь не укладывала его в постель, обязательно выходил в сад навстречу гостю, разговаривал час-два и провожал всегда до ворот», — вспоминал известный прозаик Юрий Казаков. С этой оценкой перекликаются воспоминания сына писателя, Вадима: «Вообще же в семейных отношениях отец всегда стремился проявить терпимость, спокойствие, понимая, что идеальных жен (как и мужей) не бывает и что женщина не в силах изменить самое себя». Мать Вадима, Екатерина Степановна Загорская, была любящей женой и верным другом писателя в трудные годы его становления.
Классик при жизни
Незадолго до смерти Константина Паустовского, в 1963 году, в Советский Союз приехала Марлен Дитрих. Паустовский в сопровождении домашнего врача пришел на ее концерт в Центральный дом литераторов. После концерта Дитрих стали задавать вопросы, спросили про любимых писателей. И она ответила: «Я люблю Паустовского, и особенно его рассказ ‘‘Телеграмма’’». По залу прошел шумок: «Паустовский здесь!» Застенчивый по природе писатель не вставал, и тогда зрители начали аплодировать. Он был вынужден подняться на сцену. Не говоря ни слова, Дитрих встала перед ним на колени…
Как известно, у актрисы была единственная дочь, и отношения с ней были сложными — возможно, поэтому рассказ «Телеграмма» нашел такой отклик в ее сердце.
«Ненаглядная моя, — писала Катерина Петровна. — Зиму эту я не переживу. Приезжай хоть на день. Дай поглядеть на тебя, подержать твои руки. Стара я стала и слаба до того, что тяжело мне не то что ходить, а даже сидеть и лежать, — смерть забыла ко мне дорогу. Сад сохнет — совсем уж не тот, — да я его и не вижу. Нынче осень плохая. Так тяжело; вся жизнь, кажется, не была такая длинная, как одна эта осень» (рассказ «Телеграмма»).
Паустовский умер летом 1968 года. В последние годы он тяжело болел — перенес несколько инфарктов, страдал от астмы. Его похороны неожиданно приняли массовый характер — так позже прощались с Шукшиным, с Высоцким… Похоронили Паустовского в калужской Тарусе, где писатель подолгу жил, когда уже стал знаменитым.
