email/логин:
пароль:
Войти>>
Регистрация>>
 
 

Петр I и его время

Во всем ли польза?

Журнал: №3 (12) 2005 г.
«Портрет Петра I». Б. Кофр (не ранее 1717 г.)
Петра I нередко называют «спешащим царем». Он и вправду резко «уплотнил» время. Царь очень торопился, стремился полностью изменить русское бытие. Его быстрая походка, о которой пишут все очевидцы, его летящая вперед мысль, значительно опережающая думы современников, его расписанный буквально по минутам и начинающийся в 3-4 часа утра трудовой день, – все это стало символом Петровской эпохи. Царь «понапрасну времени не тратит; <…> он не позволяет себе медлить ни в какой работе», – писали о Петре иностранные наблюдатели. Сам государь часто оставался недовольным скоростью происходящих перемен. 

В состоявшемся в 1711 году разговоре с немецким ученым Г. Лейбницем, Петр сожалел, что изменения в России «не столь быстро идут, как его мысль». Лейбниц утешал русского царя, объясняя, что «крутые превращения непрочны». Но Петр ответил: «Для народа, столь твердого и непреклонного, как российский, одни крутые перемены действительны». И уже с конца XVII в. Петр начинает проведение «крутых» реформ во всех областях русской жизни, используя накопленный в промышленности, торговле, культуре опыт западноевропейских стран. Главной помехой на пути развития России государь видел «мрак невежества». Он считал, что «невежеством наших предков» европейские знания «были приостановлены и не проникли далее Польши», поэтому «доселе», т. е. до начала XVIII столетия, русские пребывали в «непроходимом мраке невежества», но теперь в усвоении «наук, искусств и образа жизни очередь, наконец, дошла и до России».

Петр I страстно стремился «просветить» свою страну, «образовать» свой народ. Однако здесь нужно иметь в виду один очень важный момент. Превознесение западного научного знания Петром совсем не означало его бездумного преклонения перед Западом. «Колыбелью всех знаний» Петр признавал Грецию. Затем, полагал он, по «превратности» судьбы, из Греции науки перешли в Италию, а далее распространились по всей Европе. И совсем не случайно в кругу приближенных Петр I утверждал, что именно Россия как наследница великой Византийской культуры станет со временем истинным вместилищем научного знания. При этом, по словам Петра, «русское имя будет вознесено на высшую ступень славы». Петр I говорил: «Передвижение наук я приравниваю к обращению крови в человеческом теле, и сдается мне, что со временем они оставят свое местопребывание в Англии, Франции и Германии, продержатся несколько веков у нас и затем снова возвратятся в истинное отечество свое – в Грецию». 

Взойдя на престол, Петр начинает борьбу с российским «мраком невежества». Первые реформы коснулись быта. В России запретили носить бороды, старое русское платье, ввели новые обычаи – ассамблеи, питие кофе, парики. Казалось бы, все это мелочи, царская блажь. Но нет! Резкое изменение быта, пусть пока еще быта высших сословий, стало настоящей ломкой прежних устоев, ибо именно из бытовых мелочей и состоит повседневная жизнь человека. Изменяя собственный быт, человек меняет свою жизнь…

А государь пошел дальше. Он, выводя страну из «мрака невежества», изменил в России… время! Сначала Петр I упразднил традиционное русское летосчисление. Указами от 19 и 20 декабря 1699 года было установлено иное празднование новолетия: отсчет нового года был перенесен с 1 сентября на 1 января, а вместо летосчисления «от Сотворения мира» ввели счисление лет «от Рождества Христова». 1 января 1700 года в Москве состоялось грандиозное торжество, посвященное празднованию нового календаря. 

Реформа времени далеко не у всех вызвала восторг. Особенно возмущались старообрядцы, и без того считавшие Петра «немцем» и «антихристом». Они отзывались о царе, как о человеке, «у Бога семь лет укравшем». Дело в том, что, по старому стилю «от Сотворения мира», наступившее столетие началось в 1692 году (7200 году по старому стилю), т. е. на несколько лет раньше, чем по новому стилю. Довольно резкое неприятие вызвало и перенесение новолетия с 1 сентября на 1 января. И среди «низших» сословий, и среди сословий «благородных» было немало тех, кто осуждал царя, удивляясь тому, «как мог государь переменить солнечное течение, веруя, что Бог сотворил свет в сентябре месяце».

Не меньшее, а, может, и большее значение имела вторая, малоизвестная, реформа времени, начатая Петром в 1706 году. Это была «реформа часа». Дело в том, что на Руси дневное и ночное время традиционно измерялось не просто в часах, каждый из которых содержал 60 минут, а от восхода и до заката солнца. Если сутки постоянно отсчитывали 24 часа, то дневное и ночное время не было постоянным. Оно в течение года, в зависимости от природных циклов, менялось: день длился от 7 (зимой) до 17 (летом) часов; ночь, соответственно, – от 17 до 7 часов. И циферблаты самих часов, стоявших чаще всего на башнях кремлей и монастырей, имели не привычные нам 12 или 24 деления, а 17 делений. В частности, такие часы находились на Спасской башне Московского Кремля. Существовали специальные таблицы, по которым на башенных часах изменяли время восхода и захода солнца (в течение года такие изменения проводились с периодичностью в две недели 22 раза). Иначе говоря, древнерусский счет часов соответствовал естественному природному (солнечному) циклу. Правда, еще в XVII столетии в царских покоях появились и европейские часы с 12-часовым циферблатом, но это были часы для личного пользования – комнатные.

Решительный и всегда «спешащий» Петр столь же решительно сломал и представление русских людей о дне и ночи. Своим указом 1706 года он повелел, чтобы на башнях были установлены часы европейского образца, с циферблатом от 1 до 12 часов. Более того, в практике государственной службы главным отсчетом суток становятся теперь две временные единицы – полдень (12 часов дня) и полночь (12 часов ночи). Таким образом, сутки перестали состоять из «дня» и «ночи», но разделились на две равные по протяженности половины – «до полудня» (или «после полуночи») и «после полудня» (или «до полуночи»). Стремясь утвердить в сознании подданных новое понимание суточного времени, Петр приказал обязательно отмечать «полдень» звуковыми сигналами – боем курантов, выстрелами из пушек, поднятием флагов. «Реформа часа» привела к тому, что в России постепенно утвердился европейский счет времени, созданный искусственно и приспособленный к требующей соблюдения точности деловой жизни человека, а не к естественному солнечному циклу.

Конечно, подобные изменения не вдруг проникали в сознание современников, и еще долго в России европейские часы соседствовали со старорусскими. К примеру,  в Москве европейские часы поначалу стояли только на Спасской и Троицкой башнях Кремля, а также на церкви Архангела Гавриила (Меншикова башня). Зато часы Кремлевского, Коломенского, Измайлова дворца, Тайницкой и Никольской башен Кремля, Данилова, Симонова и других монастырей еще долго продолжали отсчитывать время по-старому…

***

Вступив в права полновластного самодержца, Петр I решительно пришпорил «клячу истории». Жесткой рукой правителя-реформатора повел он Россию к мировому величию, ибо именно такого – мирового – величия желал Петр России. 

Деяния Петра были продиктованы объективными условиями развития исторического процесса. Во-первых, Россия должна была овладеть новыми способами познания и преобразования мира. Во-вторых, именно на XVIII век выпало окончание решающего этапа формирования единой русской нации, следовательно, возникновение сильной государственной власти было обусловлено, в том числе, и этой всеобщей потребностью. 

В XVIII столетии идея нации начинает господствовать и в Европе, поскольку практически все страны в этот период вступили в эпоху национального подъема. Служение «воле народа» в европейском сознании играет доминирующую роль. «Воля нации» начинает почитаться более, нежели воля Божия. Потому и абсолютизируются «права народа», которые также становятся более значимыми, чем Замысел Божий об этом народе. В России впервые в истории формулируется идея «служения Отечеству», «пользы Отечества» как важнейшая идея национального самосознания. Однако «пользу Отечества» может обеспечить только государство. Только самостоятельное государство является политическим гарантом независимости той или иной нации, силой, способной «сверху» помочь объединению народа, обеспечить защиту национальных интересов на международной арене.

По сути дела, XVIII век слил воедино два важнейших для русской истории понятия – единой русской нации и великой державы. Именно в этом веке стало неоспоримо ясно: единая русская нация может выжить только при условии превращения своей страны в великую державу.

Другое дело, что Петр I резко, и даже слишком резко, ускорил процесс формирования единой нации, единого национального государства, общенациональной политики, общенационального мировоззрения. Получилось так, что именно Петру было уготовано судьбой «Россию вздернуть на дыбы». В этих пушкинских словах – ключ к пониманию сути Петровской эпохи. Бесспорно, заслуги Петра и его сподвижников перед Россией велики. Однако исторический опыт показывает, что ни один бурный переворот привычного хода вещей не обходится без потерь, и чаще всего потерь трагических. Это понимал и сам Петр, потому и придавал столь большое значение идеологическому объяснению собственных деяний. В его сознании давнее русское представление о духовном смысле исторического бытия России заменилось идеей светского Российского государства, объединяющего русский народ только государственными скрепами и не ставящего перед собой задачу достижения духовных целей. В известном трактате В.В. Зеньковского «История русской философии» можно встретить глубокое и справедливое замечание о том, что «кристаллизационным ядром», вокруг которого в XVIII веке слагаются интересы и идеи, «является не идея вселенской религиозной миссии (хранение чистоты Православия), как это было раньше, а идеал Великой России». 

Действительно, Петр I считал традиционную русскую религиозность одним из главных источников российского «невежества». Поэтому идею Святой Руси он заменил теорией «общего дела», созданной в западноевропейских ученых кабинетах. По убеждению Петра, именно она, как никакая другая, отвечала задаче идеологического обоснования реформ. Используя постулаты этой теории, Петр представлял себя выразителем интересов всей России, а ее будущим величием оправдывал любые свои действия. Петр неоднократно, можно сказать, постоянно подчеркивал, что он служит только России, и требовал такого же служения ото всех – и от простого народа, и от представителей высших сословий. 

Петру и в самом деле удалось достичь определенного единства различных социальных сил, поскольку идея мощного национального государства имела свои экономические, социально-политические и духовные корни в России. Больше того, под влиянием личности Петра I с идеей сильной государственности слилась идея сохранения независимости страны. А так как государство в России было самодержавным, то гарантом суверенитета государства выступал самодержец. Ведь, помимо чисто внешних функций (например, защиты страны от внешнего врага), царь в глазах народа был и защитником от внутрисословных притеснений. Недаром все крестьянские восстания проходили под лозунгом: даешь «хорошего», «справедливого» царя!

Рождение абсолютистского государства вызвало и массу негативных явлений. Одно из них – десакрализация как идеи власти вообще, так и самой государственной власти, в частности. Справедливости ради следует сказать, что Петр I разделял убеждение своих предков в том, что власть русских монархов имеет своим истоком Божественное происхождение, а исторически восходит к цесарству римского императора Августа. Это представление было раскрыто в знаменитой «Правде воли монаршей», написанной Феофаном Прокоповичем и одобренной лично царем.

Но в XVIII столетии в процессе секуляризации идеи власти и само государство принимали все более светский характер. Петру была близка идея великой державы, т. е. мощного государства, играющего активную роль в мировой политике. Однако ни Петр, возложивший в 1721 году на свои плечи бремя самодержца, ни его окружение не поставили перед Российской империей каких бы то ни было духовных целей. Не сделали этого в XVIII столетии и его наследники на русском престоле. Поэтому идея «Российской империи» в своем начале носила в большей степени светский характер, нежели сложившаяся к концу XVII столетия идея «Вселенского православного царства», в согласии с которой Российское государство воспринималось прежде всего как государство истинной православной веры.

Постепенно ушли в прошлое пышные церемониальные церковные шествия государя с участием множества церковных и светских чинов. Обращения царя к Богу перестали быть публичными молитвами православного государя за свой православный народ. Царь Петр прекратил исполнять один из важнейших для России государственных ритуалов, свидетельствующий о заступничестве государя перед Богом за народ и за государство, данное ему Господом. Подчинив Церковь государству, Петр, по сути дела, отказался от сакральной, священной функции русской государевой власти.

Еще одно поразительное противоречие Петровской эпохи состояло в том, что преобразования Петра приветствовали, а его волю исполняли потому, что в сознании русских людей сохранялся традиционный образ православного царя Помазанника Божия. Сам Петр всячески разрушал этот образ, всеми путями избавлялся от него. Иначе говоря, используя силу, авторитет духовной традиции, Петр ломал саму эту традицию!

Русский православный народ, православные подданные царя, веками воспитанные в традиционном представлении о первенствующей духовной роли Русского государства и русского государя, оказались один на один с жестоким жизненным противоречием: в церквях они молились о здравии императора и процветание империи, но ни император, ни империя не собирались брать на себя ответственность за исполнение духовных задач, стоящих перед наром. 

Отказ от духовной цели привел и к иному пониманию отношений государства с Церковью. На саму Русскую Православную Церковь государь смотрел рационалистически. Главной задачей было полное подчинение Церкви власти царя и изъятие у нее материальных ценностей, столь необходимых для обеспечения многочисленных петровских начинаний. Здесь мы снова встречаемся с противоречиями, характерными как для самого царя, так и для его церковной политики. Сам Петр Первый, оставаясь православным человеком, соблюдал церковные обряды, хотя и не столь ревностно, как это делали его предки. Он часто и регулярно посещал церковные службы, но моление превратилось теперь в событие частной жизни императора. Одновременно, по его приказу, государственные власти должны были следить за тем, чтобы народ обязательно выстаивал церковные службы. 

В 1718 году вышел высочайший указ, обязывавший всех подданных ходить по субботам к вечерне, а в воскресные дни – к заутрене и особенно на литургию. Правда, и здесь верх брала государственная целесообразность: государевым указом была отменена тайна исповеди: духовник обязан был открывать уголовному следователю исповеданные грехи. Таким образом, государство насильно вторгалось и в права Церкви, и в интимную жизнь своих подданных. 

Петром I владела идея равенства всех Церквей и всех вер перед государством. Не случайно он, стремясь привлечь в Россию как можно большее число иностранных специалистов, разрешил строить в России протестантские и католические храмы. Так, например, в Петропавловской крепости наряду с Петропавловским собором была сразу же построена лютеранская церковь святой Анны. Но в Сибири и Петр, и его сподвижники действовали иначе: они всячески укореняли православие и требовали от Церкви обязательного крещения сибирских народов.

В XVIII в. заметно снизилась, по сравнению с предыдущими веками, и роль духовенства в жизни русского общества. Петр I и его наследники смотрели на клириков как на государственных чиновников. За приходским духовенством была закреплена функция регистрации рождения, браков и смертей, велся строгий учет бывавших на исповеди. В целом, на духовенство было возложено множество повинностей: адмиралтейская, полицейская и прочие. После указа 1723 года о запрещении постригать новых монахов из недорослей значительно снизилось и число монашествующих.

В итоге, в своем стремлении все подчинить государственной целесообразности Петр I нарушил еще одну древнюю русскую традицию – полностью подчинил себе Церковь, превратив ее в одну из структур общего государственного аппарата.

***

XVIII век принес России тяжелейшее испытание – начало противостояния двух типов сознаний: духовного и светского. Этот раскол был глубже раскола вековой давности, когда христианство разделилось на две ветви – католичество и православие. Но именно поэтому он был и коварнее. Задача формулировалась так, что светское миропонимание должно было вытеснить традиционную русскую религиозность. На нашу общую беду…

Также Вы можете :




Для того, чтобы оставлять комментарии, Вам необходимо зарегистрироваться или авторизоваться

Текст сообщения*
:D :idea: :?: :!: ;) :evil: :cry: :oops: :{} 8) :o :( :) :|