Почему речь одного говорящего, будь то депутат Государственной Думы, проповедник в церкви или школьник, отвечающий на уроке, убедительна и эффективна, а другого – бледна и недейственна? Почему иногда предложения вполне успешных и умелых ораторов не находят отклика в душе и сознании их слушателей и не приводят к ожидаемым последствиям и поступкам? Почему одна и та же речь в устной форме вызывает бурю положительных эмоций и одобрение, а в напечатанном виде приводит к жесткой полемике и травле ее автора? Как реалии и ценности нашего времени отражаются в выступлениях наших публичных деятелей?
Все эти вопросы (и не только они) рассматриваются в рамках риторической критики – филологической науки, анализирующей тексты риторических произведений и факты публичных выступлений с точки зрения замысла оратора, интересов аудитории и историко-политического контекста.
Зарождение и формирование риторической критики как дисциплины обычно связывают с выходом в свет в 1925 году статьи американского ученого Герберта Вичелнза «Литературная критика ораторских речей», в которой он противопоставил риторическую критику критике литературной на том основании, что первая, в отличие от второй, руководствуется не категориями прекрасного и вечного, а эффективностью. С этого времени американские лингвисты и литературоведы стали разрабатывать специальные методы анализа, интерпретации и оценки публичных речей, отличные от методов литературной критики, при этом многие из этих методов (а их только в ХХ веке сложилось более шестидесяти), по сути, являлись реализацией идей новых лингвистических течений в анализе риторического материала (как, например, социолингвистический, структуралистский подход, а также метод символического анализа) либо отражением течений общественной мысли в риторической критике (как, например, экзистенциальный, феминистический, марксистский).
Столь стремительное развитие этой дисциплины в США, очевидно, объясняется и высоким уровнем публичности, и тем, что именно в этой стране быстрее всего развивались информационные технологии и средства массовой манипуляции, которым призван противостоять риторический анализ. Стремительность и интенсивность развития этой дисциплины в Соединенных Штатах Америки, а также увеличение влияния этой страны на мировое сообщество в ХХ веке привели к тому, что работы по риторической критике стали появляться и в трудах европейских лингвистов, в том числе и русских. Однако стоит отметить, что задолго до того, как риторическая критика была «завезена» в Россию из Америки, в отечественной филологии появлялись собственные глубокие и содержательные риторические анализы публичных выступлений выдающихся русских ораторов.
Закономерно, что если в Америке осознание того, что риторические произведения не должны анализироваться в терминах литературной критики, пришло в связи с анализом публичной политической речи, которая всегда играла существенную роль в общественном устройстве американской нации, то аналогичные суждения у отечественных филологов возникли в связи с обращением к анализу проповеднических речей, которые долгие века были ведущим и культурообразующим жанром публичной речи в России.
Так как же понимается предмет и задачи русской риторической критики сегодня? Некоторые аспекты здесь заимствуются из американской науки, некоторые переосмысливаются и изменяются.
На протяжении всей истории развития риторической критики самые жаркие споры разворачивались по поводу того, что же является объектом риторической критики. Общая тенденция – расширить область приложения риторической критики до любого произведения, имеющего замысел.
При таком подходе объектом риторической критики может стать не только публичная речь, но и фильм, спектакль, реклама, картина, музыкальная пьеса. Целеполаганием может быть не только убеждение, но и информирование, описание, развлечение и др. В этом случае риторическая критика становится наукой об отношении средств к замыслу, а ее задачей – определение того, насколько эффективны были отобранные автором средства для достижения замысла. При более узком и более распространенном понимании объектом риторической критики является убеждающее слово, риторическое произведение (речь) как сложное целое, включающее в себя замысел, логическую и эмоциональную аргументацию, композицию, стиль, в совокупности с характеристиками личности ритора, непосредственной аудитории, историко-политического фона и последствий публичного выступления.
Современная американская риторическая критика разводит понятия публичного выступления и его последствий, используя понятия риторического акта и риторического артефакта: «Объектами изучения в риторической критике являются риторические акты и риторические артефакты. Риторический акт осуществляется в присутствии предназначенной для него конкретной публики, это может быть речь или музыкальное представление, разыгранное перед живой публикой. Риторический артефакт – это последствия или ощутимые признаки риторического акта. Когда риторический акт записан (от руки. – Авт.) или напечатан, записан на пленку или запечатлен на полотне, он становится риторическим артефактом, который в свою очередь оказывается доступным аудитории еще более широкой, чем та, что была свидетелем риторического акта. Как акт, так и артефакт – объекты риторической критики». Риторический акт уникален; всякая речь разрабатывается и произносится для конкретной аудитории в конкретном месте и в конкретное время, совокупность которых никогда более не повторится. И даже если тот же текст будет прочитан еще раз, он должен рассматриваться как отдельный риторический акт со своим собственным артефактом, при этом его связь с первым риторическим актом также должна быть обязательно проанализирована.
Критический анализ будет неполным, если критик выстроит свои рассуждения только на базе текста, ибо объект риторической критики включает в себя также личность оратора, аудиторию, историко-политический фон и резонанс, вызванный риторическим актом. Поэтому необходимо собрать как можно более обширные и точные сведения о контексте публичного выступления.
Объектом риторической критики может быть не одна, а несколько речей одного или нескольких авторов, объединенных по какому-то признаку. Например, это может быть анализ инаугурационных речей президентов России или выступлений специалистов по поводу открытия памятника А.С.Пушкину на заседаниях Общества любителей российской словесности.
То, как критик представляет себе объект анализа, будет определять процесс критики, или ее процедуру – метод описания, анализа, интерпретации и оценки. Метод риторической критики – это «способ разработки определенной перспективы на артефакт». Обычно под методом риторической критики понималась разработанная кем-либо из влиятельных критиков определенная процедура анализа речи. Всякий риторический анализ включает в себя описание, анализ, истолкование (интерпретацию) и оценку риторического произведения. Предполагается, что сначала критик описывает воспринятое им публичное выступление, затем анализирует взаимодействие его элементов. После этого он должен дать свою версию того, почему оратор именно так, а не иначе построил свое публичное выступление. И в завершение всего критик оценивает, является ли избранный оратором способ построения и изложения речи наиболее подходящим для данных ему условий. Однако подобную последовательность критических действий следует рассматривать только как тенденцию, которая не всегда выдерживается. Объект исследования критика – публичное выступление – при непосредственном его разборе расщепляется на элементы: замысел, аргументацию, речевые эмоции и т.д. Каждый из них критик должен описать, проанализировать, интерпретировать и оценить, причем не всякий элемент публичного выступления можно оценить сразу же после изолированного его анализа. Некоторые элементы целесообразно рассматривать блоками. Таким образом, описание, анализ, интерпретация и оценка чередуются в процессе исследования риторического произведения. По традиции этот процесс исследования принято также называть анализом.
Некоторые ученые (например, американский специалист по теории риторики и риторической критике Баскервиль и литературовед Джонатан Куллер) считают, что риторическая критика не должна включать в свой состав интерпретацию, поскольку она субъективна и может искажать первоначальное, заданное его создателем значение текста: «<Публичные. – Авт.> речи редко бывают невразумительными или эзотерическими <…>
Речь по своей природе бывает или должна бы быть понята незамедлительно; поэтому интерпретирующая функция критики редко бывает первостепенной». Напротив, для других критиков, например сторонников метода «пристальное чтение», интерпретация – ключевой момент в анализе речи, поскольку она позволяет «объяснить и определить значение риторических компонентов конкретного явления».
Сравнивая эти два высказывания, мы понимаем, что речь идет о двух разных трактовках интерпретации. Интерпретацию можно понимать и как пояснение темных моментов в речи, и как пересказ личного видения содержания речи, и как трактовку обнаруженных в процессе анализа текста взаимосвязей. В последнем случае интерпретация – неотъемлемая часть критического разбора, и в таком понимании интерпретация риторической критики оказывается особенно близкой герменевтике. С другой стороны, мы не можем отрицать, что всякая интерпретация субъективна в той или иной степени. Один и тот же текст может быть интерпретирован по-разному разными критиками благодаря структурной сложности любого убеждающего произведения: «Интерпретация не может полностью сковывать естественную полисемию языка. Поэтому текст потенциально открыт для альтернативных прочтений, и особо значимые для культуры тексты могут стать предметом напряженной идеологической борьбы по поводу смысла, <в них заложенного. – Авт.>».
Еще большую субъективность в критический разбор риторических произведений привносит оценка. Из всех задач критики оценка – самая важная, но и наиболее сложная, так как она предполагает сравнение с неким эталоном или соотнесение речи с определенными критериями оценки. «Коротко говоря, для начала [критик] должен иметь стандарты, чтобы определить такую речь, на основе которой можно было бы провести сравнение», – полагает исследователь.
Со времени написания Вичелнзом статьи «Литературная критика ораторских речей» в 1925 году вплоть до 40–50-х годов главным критерием оценки был критерий эффекта, который произвела речь на живую аудиторию. В 1948 году такие выдающиеся последователи Вичелнза, как Тонссен и Берд, в своей книге «Критика речи» обратили внимание на то, что «подстрекатели и демагоги надеются на мгновенную реакцию и часто получают ее. Но критик подобной риторики не должен расценивать завоевание такого признания как абсолютный критерий эффективности речи». Эффект, произведенный речью, начинают трактовать шире: акцент переносится с непосредственной реакции слушателей на отдаленные во времени последствия речи. «Речь эффективна в том случае, если она достигает цели и ответной реакции, которые соответствуют замыслу оратора при условии, что замысел, в свою очередь, основан на ответственных суждениях и заботе о благе просвещенного общества». Таким образом, у критерия эффективности речи появился этический компонент, который во многих работах заявляется как самостоятельный критерий оценки речи.
Некоторые критики выдвигали на первое место критерий качества для оценки речи. Но понятие «качества» тоже слишком неопределенно в контексте риторики. Что есть качество риторического произведения? Для одних – это убедительность речи, для других – ее художественные достоинства, которые не зависят от эффекта воздействия.
В итоге учебные пособия по риторической критике суммируют различные точки зрения на принципы анализа публичных речей и предлагают использовать четыре стандарта, или критерия: 1) стандарт результатов (эффекта); 2) стандарт правды; 3) этический стандарт (ритор и его мотивы); 4) художественный стандарт. Однако эти стандарты неоднократно критиковались за неопределенность и спорность понятий, лежащих в их основе, таких как «результат», «правда», «хороший человек», «качество». Другие американские пособия рекомендуют критику иметь представление об «идеальной речи и идеальном выступлении», в сопоставлении с которыми и надо оценивать реальные. При этом сущность и характеристики понятий «идеальная речь и идеальное выступление» не раскрываются.
Попытки оценивать риторическое произведение через его сравнение с неким идеальным образцом мы встречаем и в отечественном языкознании. А.К. Михальская на страницах книги «Русский Сократ: лекции по сравнительно-исторической риторике» вводит понятие риторического идеала. В отличие от своих западных коллег она разрабатывает это понятие более подробно, определяя его как «принадлежность системы идеалов данного сообщества, ментальный образ, некий идеальный образец речи, причем речи не просто “приемлемой”, “нормальной”, “допустимой”, которая описывается понятием нормы речи. <…> Это “образ прекрасной речи”, существующий не только в сознании ритора, но и в сознании слушателя, – короче, в голове любого носителя данной культуры. Это система наиболее общих ожиданий и требований к хорошей речи». Как видим, главное, что отличает идею риторического идеала Михальской от понятия идеальной речи, которым оперирует американская риторическая критика, – это учет специфики национальной языковой культуры и языковых традиций, а также особенностей социополитического фона.
Понятие риторического идеала А.К. Михальская заимствует у С.С. Аверинцева из его работ, посвященных античной и византийской риторической культуре. Однако это понятие восходит, по мнению исследовательницы, к диалогу Платона «Горгий», «где Сократ говорит о том, что ритор, мастер хорошей речи, говорит не просто так, но всегда держит в голове некоторый “образ”, “образец”, eidos – идею прекрасной речи».
В современной зарубежной лингвистике эта мысль была высказана Отисом Вальтером: «Если мы будем говорить об эксплицитных риториках, сознательно сформулированных теориях коммуникации, то окажется, что только немногие общественные формации создали подобные риторики, наиболее значительные из них – греко-римская цивилизация и западная цивилизация. Однако каждая культура и каждая субкультура имеет имплицитную теорию риторики – теорию о том, как должна происходить коммуникация, и о том, что приемлемо, опасно, необычно, прилично».
Очевидно, что понятие русского риторического идеала требует дальнейшей разработки и уточнения. Должны быть проанализированы все авторитетные, культурно значимые, высоко оцененные профессионалами и общественностью речи для того, чтобы выделить и описать признаки и составляющие современного русского риторического идеала. Это позволит установить культурно значимые критерии оценки публичной речи и перейти от оценки речи, базирующейся на «системе наиболее общих ожиданий и требований к хорошей речи», к аргументированному научному анализу и оценке всякого риторического произведения и идей, в нем предложенных.
