Иерей Владимир Вигилянский, руководитель пресс-службы Московской Патриархии
– Отец Владимир, Вы покрестились уже в зрелом возрасте. Скажите, какими путями Вы пришли к Церкви в эти суровые брежневские времена? Какие люди и обстоятельства способствовали принятию этого решения? Были ли в Вашей жизни особые, промыслительные события, через которые Господь открывал Вам Свою Волю?
– Получилось так, что сначала в нашей семье покрестилась моя жена, сразу же после нее – мои маленькие дети, а потом уже и я. Когда протоиерей Валериан Кречетов крестил моих детей, он с удивлением спросил меня, почему я не желаю к ним присоединиться. Я ответил ему, что пока еще не готов к принятию Таинства. На это он заметил, что если бы его, человека из священнической семьи и иерея с двадцатилетним стажем, сейчас спросили, готов ли он к принятию Святого Крещения, то он ответил бы так же, как и я, ибо как может человек признать себя достойным и готовым к такой высоте...
Я покрестился у него чуть позже, и воцерковление мое произошло уже в селе Ракитное, где тогда служил старец архимандрит Серафим Тяпочкин. Неподалеку от него, в селе Покровка Белгородской области, подвизался тогда еще один замечательный старец – архимандрит Геннадий (чуть позже – схиархимандрит Григорий). Кстати, их именами – и отца Серафима, и отца Григория – замыкается книга «Великие русские старцы». Вскоре я отправился к нему, даже не по своей воле и не по собственной нужде, а по просьбе моего тогдашнего духовника, который как раз в то время жил у этого старца.
Я приехал. В храме служба уже закончилась, и было пусто. Я вошел в церковный домик, попал в трапезную, там тоже царила пустота, тогда я постучал в закрытую дверь, приоткрыл ее – и там никого. И вдруг услышал сзади себя голос: «Отец Владимир, что же это ты без молитвы заходишь?» Я оглянулся и увидел, что на маленьком диванчике, на который я и не обратил внимания, лежит маленький старчик. Это и был схиархимандрит Григорий, предсказавший мне будущее священство.
Потом я еще и еще ездил к нему, спрашивая о предсказании. И он меня наставлял: «Сам священства не ищи, но, если предложат, не отказывайся». Вскоре мне это действительно предложили. И я не отказался.
Впрочем, каким бы невероятным мне иногда ни казалось мое нынешнее священство, все же было в этом нечто, предустановленное Богом. Ведь наш род Вигилянских – священнический. Фамилия эта – консисторская, была пожалована моему прапрадеду с неблагозвучной фамилией Губин за отличные успехи в Духовной Академии. Священников Вигилянских было очень много, одна ветвь встречается в Петербурге: был там такой протоиерей Борис Вигилянский, который, будучи духовником возлюбленной М.Ю. Лермонтова Е. Сушковой, отговорил ее бежать с ним ночью из родительского дома. Еще был игумен по фамилии Вигилянский в Муроме. И в свое время мне предлагали восстанавливать церковь и возобновлять богослужение в храме, где последним служащим священником перед тем, как церковь закрыли в 30-е годы, был как раз этот игумен Вигилянский. Кроме того, было много иереев Вигилянских, живших по Волге – в Симбирске, в Самаре... Среди них были даже митрофорные протоиереи и епископы. Моя бабушка – Ольга Алексеевна – хранила у себя старинные пластинки с записями их богослужений. Были среди моих предков и новомученики. О них упоминается в многотомном труде о новомучениках игумена Дамаскина (Орловского). Разрыв преемственности произошел на моем отце, который стал журналистом и писателем, сидел в лагере, подолгу жил в ссылках... Но, как видно, мои предки-священники молились за наш род, и я пошел по их стопам, да и сын мой служит Русской Православной Церкви в сане диакона.
И, действительно, когда я принимал Святое Крещение, я явственно чувствовал на себе Руку Божию, Которая меня направляла к исполнению моего призвания. Прежде всего, Господь посылал мне удивительных духовных людей, наставников, учителей, проповедников, старцев, которым я обязан своим духовным воспитанием и образованием. К их числу принадлежал и владыка Антоний – митрополит Сурожский, с которым я удостоился провести несколько встреч и бесед и духовные наставления и святые молитвы которого поддерживали и укрепляли меня, да и продолжают оказывать свое благодатное действие до сих пор.
Что касается особых промыслительных событий, через которые открывается Воля Божия, то они происходят в жизни верующего человека постоянно – надо только уметь внимательно всматриваться в происходящее: какое указание тебе посылается через него, куда направляет тебя Господь? Так, одиннадцать лет тому назад мне предложили немедленно рукополагаться в иереи еще не открывшегося Белорусского Подворья в Москве, в связи с чем была срочно проведена вся подготовительная к рукоположению работа, но место для Подворья так и не было найдено. Однако, поскольку я уже прошел епархиальный совет, меня все же рукоположили, и я стал клириком (на полгода) сначала Сретенского монастыря, а потом и храма Св. мученицы Татианы, где и служу уже 10 лет. А Белорусское Подворье так и не открыто до сих пор. Но в промыслительном плане сюжет, связанный с ним, выплывал, возможно, как раз для моего скорейшего рукоположения.
– Отец Владимир, насколько мне известно, до Вашего рукоположения Вы были профессиональным журналистом, много лет успешно работали в Институте искусствознания, в журнале «Огонек», в газете «Московские новости»... Расскажите, пожалуйста, о том, как Вы встали на путь священства, что заставило Вас так круто изменить жизнь?
– Я уже Вам рассказывал, что задолго до принятия священного сана я получал свидетельства от старцев о том, что на это есть Воля Божия. Однако это произошло не так скоро, как, на первый взгляд, могло бы. Еще в 1984 году, когда я уже несколько лет сотрудничал с Издательским Отделом Московской Патриархии, участвуя в составлении житий для Миней, мне предложили место преподавателя стилистики и русского языка в Московской Духовной Академии. Поскольку этому назначению соответствовало мое образование (я окончил Литературный институт им. Горького, отделение критики и литературоведения), то я не колебался в решении. В Академии же мне прямо сказали, что возьмут меня на службу, если я дам согласие на принятие сана. Никаких препятствий с моей стороны к этому тоже не было. И вот, когда мне предстояло сделать последний шаг, то есть уволиться из Института искусствознания, где я тогда работал, и подать документы в Академию, где было уже все согласовано, ко мне явился человек из органов безопасности с предложением сотрудничать с ними и рассказывать о том, что творится в Академии. Я категорически отказался, но каково же было мое удивление, когда я через несколько дней после этого получил отказ из Академии под предлогом того, что преподавателя стилистики и русского языка уже нашли...
Таким образом, мое рукоположение было отложено на десять лет. Но и эти годы, как я считаю, не прошли для меня даром: после Института искусствознания, где я занимался художественными проблемами средств массовой коммуникации, меня пригласили в журнал «Огонек», где я работал в отделе литературы, а затем и в газету «Московские новости». Как выяснилось с течением жизни, мне был необходим опыт именно такой работы и овладения профессиональными навыками журналиста, поскольку даже как на священника на меня были возложены послушания, связанные с проблемами СМИ: сначала я был деканом факультета журналистики в Университете св. Апостола Иоанна Богослова, а затем сделался руководителем пресс-службы Московского Патриархата. Так что и в этой отсрочке не было ничего случайного и лишнего.
– Отец Владимир, многие из тех людей, которые воцерковлялись еще в советское время, вспоминают о нем с некоторой ностальгией: на фоне царившего безбожия церковная жизнь воспринималась особенно благодатной. Православные паломничали по монастырям, скрываясь от местной милиции, устраивали многочасовые молитвенные бдения... Действительно ли, на Ваш взгляд, духовная атмосфера того периода была более насыщенной и глубокой, чем в наши дни?
– В России еще двадцать-тридцать лет назад было много духоносных людей, которых называют старцами: у них был подлинный опыт богообщения, за ними стоял их подвиг исповедничества и мученичества во времена гонений, многие из них прошли лагеря и ссылки. И вот к этим Божиим людям можно было попасть на исповедь, на беседу, на молитву, на богослужение, заручиться их духовным руководством. Сейчас кто-то из них уже почил в Бозе, а кто-то состарился и стал совсем недоступен для паломников. И в этом смысле нынешние времена стали более сложными, ибо встал вопрос о духовном наставничестве. Многие из тех, кто ходил в церковь в эпоху застоя, испытывают сейчас нечто вроде духовного сиротства. С другой стороны, Господь не оставляет человека, искренне желающего узнать волю Божию: тот, кто просит себе доброго пастыря, обретает его, тот, кто ищет себе хорошего духовника, находит его.
Что же касается самой духовной атмосферы сегодня, то можно говорить, что сейчас пришли времена, которые требуют от церковного человека кропотливого, поденного, тяжелого и как бы неприметного труда – он может показаться кому-то будничным на фоне былых тайных паломничеств. Это повседневный труд по восстановлению церковного образования и воспитания, сохранению и отстаиванию в обществе традиционных ценностей, созданию профессиональных церковных СМИ, храмостроительству, укреплению семьи, изменению атеистической идеологии и преображению лица России. Это не только исключительно церковная или религиозная, но и социально-культурная и даже государственная деятельность. Но ситуация у нас такая же, какая была и при Христе: «Жатвы много, а делателей мало». Эта работа многотрудна, на первый взгляд, незаметна, и она еще нескоро принесет свои зримые плоды. Можно было бы даже сказать, что она «безнадежна», если бы не было у нас упования на милость Божию и на Христово обетование о том, что «сила Божия в немощи совершается».
– После празднования 1000-летия Крещения Руси стали открываться храмы, и у священнослужителей появилась возможность открыто проповедовать Слово Божие. Множество людей потянулось в Церковь. Видите ли Вы в этом взлете интереса к православию свидетельство духовного возрождения нации? Или же, как считают некоторые, этот массовый интерес был всего лишь данью очередной моде, которая сменилась увлечением экстрасенсами и НЛО? Действительно ли, на Ваш взгляд, верующих людей сегодня стало меньше, по сравнению с периодом перестройки?
– Я твердо убежден, что никакого «массового увлечения» православием не было: некрещеные пришли и покрестились, кто-то из них остался в Церкви, а кто-то заглядывает в храм лишь для того, чтобы поставить свечку или освятить кулич, а то и вовсе проходит мимо. Так бывало во время перестройки, так происходит и сейчас. Наш народ, к сожалению, в целом не просвещен и часто воспринимает церковные таинства как некую магию. Многим (и мне в том числе) хотелось бы, чтобы разговор о духовном возрождении опирался не на цифры о крещеных, не на данные статистических опросов о принадлежности к той или иной духовной традиции (статистика очень впечатляюща), а на цифры, показывающие опыт преображения человеческих душ, опыт действенной любви к Богу и ближним. О духовном возрождении нации можно говорить лишь тогда, когда православие станет частью общенародного мировоззрения, а его ценности – общенациональными.
– Совершенно очевидно, что в наши дни христианские ценности приходят в явное противоречие с утвердившимися нормами так называемого «цивилизованного мира». Любовь, вожделение, гордость, свобода – эти и многие другие понятия, которые имеют христианское объяснение у Отцов Церкви, сегодня находят новую интерпретацию. Что Вы как пастырь можете сказать по поводу духовного состояния современного человечества?
– Если говорить о российском обществе, то оно дезориентировано и децентровано. Современный человек страдает не только от водворившегося беззакония, бесчиния и хаоса, но и от отсутствия смыслообразующей жизненной идеи. Он блуждает впотьмах и при этом не совсем понимает, зачем ему нужен Свет. Он мечется и не может отыскать точки опоры. В обществе утрачено понятие нормы: люди не только не могут осмыслить происходящее, но они теряют представление о том, каким это происходящее должно быть. Такое состояние ума называется помешательством: на место Живого трансцендентного Бога водворяется рукотворный идол, извращение занимает место образца, зло провозглашает себя разновидностью добра, а зависимость от у.е. (это египетское рабство) объявляет себя свободой.
Современный человек болен и духовно, и душевно. В нем гнездятся фобии и мании, он невротичен и истеричен, он не может отличить главное от второстепенного, причины от следствия. Катастрофический развал России, который мы наблюдаем, можно рассматривать и как развернутую метафору того, что происходит с самой душой и сознанием современного русского человека. Но Церковь недаром названа «лечебницей» – в первую очередь именно она врачует такие духовно-душевные перекосы, вправляет «вывихи» сознания. И лишь окунувшись в лоно Церкви, мы получаем надежду на выздоровление нации и возрождение России. Поэтому священник чувствует себя еще и своего рода психоаналитиком, если он духовно работает со своей паствой.
– В наши дни стало популярным посещать психотерапевтов, причем в большинстве случаев не по медицинским показаниям, а скорее в связи с потребностью обрести внутреннее равновесие, успокоить расшатанную психику, избавиться от депрессии, получить совет, излить душу и т. д. Как, с духовной точки зрения, Вам видится эта ситуация?
– Психологи, психиатры, психотерапевты, психоаналитики очень могут помочь современному человеку с его искореженным сознанием и душой. Но в большинстве случаев люди этой профессии не верят в существование души, хотя именно этот греческий корнь – психе – выделяется в наименовании их профессии. Без веры в существование бессмертной души их учение становится лженаукой. И наоборот, психиатрия, соединенная с христианским взглядом на человека, может стать истинной целительницей. Только христианское представление о норме способно точно определить кривизну психических отклонений в человеке, найти истоки многих болезней, вернуть человека в русло Божиего замысла о нем.
Во время исповеди, духовных бесед с прихожанами священнику приходится выслушивать рассказы об их нелегкой жизни, взаимоотношениях с близкими, коллегами по работе, конфликтах с родителями и детьми. Часто причиной трагических столкновений людей друг с другом, когда внешне все участники конфликта правы и одновременно все виноваты, является гордыня. А это уже нравственная категория, которая поддается только духовному лечению. Церковь знает сотни способов выхода из тех состояний, которые порождают в современном человеке неврозы, паранойю, психозы, депрессию, истерию, мании и фобии. Люди сознательно, иногда неосознанно, понимают, что именно Церковь и участие в ее Благодатных Таинствах могут вывести их из плена психических отклонений. И священник должен быть профессионально готов к этой помощи.
– Сегодня среди людей невоцерковленных, но считающих себя вправе рассуждать о проблемах современного православия, распространена точка зрения о том, что Церковь должна «идти в ногу со временем», меняться в соответствии с требованиями современности – быть доступной нынешнему поколению, удовлетворять его внутренние потребности, вписываться в современную картину мира. Что Вы можете сказать в ответ на эту позицию?
– В Церкви есть вещи незыблемые и непререкаемые: это вероучение, в том числе и определение семи смертных грехов. И если развращенный мир предлагает Церкви пересмотреть какие-то свои взгляды, например, воззрение на однополые браки или на аборты, на гордость, сребролюбие и блуд, которые столь активно пропагандирует современная цивилизация, то это, конечно, неприемлемо. Если Церковь будет таким образом «шагать в ногу со временем», то она переродится из Церкви Христовой в церковь сатаны. Или если, скажем, Церковь с целью привлечения новых адептов начнет «удовлетворять потребностям» нового поколения, предлагая покурить наркотики и «оторваться» у экрана с порнухой, то это также будет уже какая-то другая церковь. Да и кому и зачем тогда она будет нужна?
Иное дело, когда речь идет о том, чтобы Церковь давала свой ключ к пониманию современного мира и текущего момента: что, с церковной точки зрения, означает то или иное событие, каков его духовный смысл, какое духовное послание оно в себе таит, что мы, христиане, должны делать в данной ситуации, к чему мы призваны, живя в условиях действительности, очень напоминающей антихристовы времена.
Так что, на мой взгляд, Церковь должна не «вписываться» в современную картину мира, а, напротив, реалистично, без стилизации и архаизации показать современный мир в контексте Священной истории и в свете Евангелия, дать своим верным чадам возможность обрести новую, церковную оптику.
У одного современного рок-певца есть такие строчки: «Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас». В песне речь идет о поколении А. Макаревича, но так должны думать церковные люди во все времена. Не Церковь должна обновляться и реформироваться, а сами люди. Церковь же самодостаточна, в Замысле Бога она – Невеста Христова.
– Чем, по Вашему мнению, Церковь может привлечь современного человека с его многочисленными «комплексами», смещенной системой ценностей и внутренним протестом против всякого рода морализаторства и духовных напутствий?
– Церковь это может сделать исключительно силой Благодати Божией, Которая живет в ней. Христианин может убедить неверующего человека лишь личным примером, живым свидетельством о Христе. Никакие, самые богословски изощренные или, напротив, по-житейски внятные проповеди не смогут убедить человека, если за ними не будет чувствоваться той правды Божией, которая воодушевляет самого проповедника. Недаром Господь в Евангелии обещал сделать своих апостолов – этих «ловцов рыб» – «ловцами человеков», то есть включил в их служение момент личной заинтересованности, сердечной вовлеченности: это радость движения навстречу, но и горечь от неудач и потерь, то есть как раз то, что и испытывает всякий ловец. Вряд ли в этом искусном деле может помочь отвлеченная дидактика, затрагивающая разве что человеческое рацио.
Но есть еще одно обстоятельство, на которое наталкивается пастырь: очень часто случается так, что человек приходит в Церковь, видя в ней нечто совсем иное и ища в ней то, чего в ней и не может быть. Например, однажды ко мне обратилась одна женщина, которую бросил молодой муж. Она, не стерпев такого удара судьбы, нашла по объявлению колдунью, и та обещала ей «сделать приворот». Однако подруга этой женщины испугала ее, сказав, что та совершила смертный грех, к тому же предупредила, что приворот колдуньи не подействует, и отправила ее к священнику. Эта несчастная пришла ко мне, но искала она не Христа, не покаяния, не прощения своего греха, а какого-то нового, более действенного и сильного колдовства. Единственный вопрос, который ее волновал, был вопрос о том, обладают ли священник и Церковные Таинства властью вернуть ей ее мужа и может ли она обвенчаться с ним заочно, то есть в его отсутствие. Так что и само венчание она воспринимала как своего рода магию, этакий «легитимный приворот». Когда же я заговорил с ней о необходимости ее покаяния и пересмотра всей своей жизни в свете произошедшего с ней драматического события, она, несмотря на свое слезное кромешное отчаянье, вдруг усмехнулась и не без иронии заметила мне, что ищет вовсе не духовного совершенства. Конечно, такому человеку, мнящему, что он сам знает все о том, что ему нужно, помочь очень трудно, ибо главным препятствием его на пути в Церковь является он сам со своими собственными, порой дикими представлениями, от которых он и не желает отказываться.
Или еще пример. Как-то раз ко мне пришла старенькая бабушка, которая попросила вылечить ухо своему внуку. Я удивился, что она обратилась с такой просьбой ко мне, священнику, и предложил ей отвести внука в поликлинику и прибегнуть к помощи отоларинголога, ведь Господь для того и создал врачей, чтобы они лечили в людях всякий недуг и всякий заболевший орган. Об этом свидетельствует пророк Сирах, который сказал, что «врачевство от Бога». Однако она настаивала именно на священническом прикосновении к больному уху. Впрочем, сознание того, что в любом жизненном случае нужно обращаться к помощи Церкви, может быть, и не так уж симптоматично, и в целом оно указывает человеку верный путь, но общее религиозное невежество порой окарикатуривает даже это, вполне праведное стремление.
