3 октября 2006 года в Доме А.Ф. Лосева произошло радостное и важное для русских читателей событие – презентация книги выдающегося итальянского исследователя-слависта Стефано Гардзонио. «Статьи по русской поэзии и культуре ХХ века» (Водолей–Publishers, 2006) – это уникальный труд, охватывающий творчество не только О. Мандельштама и Б. Пастернака, Вяч. Иванова и К. Вагинова, А. Белого и Н. Гумилева, но и многих других русских поэтов прошлого столетия. Статьи о М. Лопатто, В. Бабаджане и Н. Бахтине не просто воскрешают в сознании русских читателей имена незаслуженно забытых в советской России авторов, но и раскрывают новые грани их творческого наследия. Вторая часть книги представлена статьями, посвященными русскому Зарубежью: в них Стефано Гардзонио знакомит читателей с творчеством русских писателей, живших в Италии – М. Первухина, В. Сумбатова, А. Гейнцельмана, О. Фелина. Большой раздел книги посвящен огромному культурологическому пласту – истории русской политической эмиграции.
О самом авторе и его бесценном вкладе в русское литературоведение мы узнаем из послесловия, написанного крупнейшим ученым-филологом В. Н. Топоровым: Стефано Гардзонио – «выдающийся итальянский исследователь русской литературы и культуры, наиболее авторитетный специалист в области литературных и культурных русско-итальянских связей». Стефано Гардзонио – профессор славистики (в области литературы и языка) в Пизанском университете, с 1999 года президент Ассоциации Итальянских Славистов, член Международного Комитета Славистов и Международного Комитета по изучению Центральной и Восточной Европы.
Научные интересы Гардзонио широки. Среди них история и теория русского стиха, история русской литературы XVIII века, русско-итальянские литературные и культурные связи, история русской поэзии XIX–начала XX вв., история русского Зарубежья.
Этим не исчерпывается вклад Стефано Гардзонио в исследование русской литературы и русско-итальянских литературных и культурных связей. Ему принадлежит книга о русской литературе «Gli orizzonti della creazione. Studi e schede di letteratura russa» (Bologna, 1992). Он же выступал или как переводчик на итальянский язык, или как редактор изданий «Героя нашего времени» Лермонтова (2005), «Зимних заметок о летних впечатлениях» и «Хозяйки» (1999) Достоевского (2003), а также «Песни торжествующей любви» и других рассказов (1992), «Стихотворений в прозе» (1996) Тургенева, «Достоевского» Вяч. Иванова (1994), «Третьего Рима» Г. Иванова.
Особо надо отметить деятельность Гардзонио по ознакомлению итальянского читателя с трудами российских ученых. Вместе с Г. Капри Гардзонио издал «Антологию русской поэзии в итальянских переводах» (Рим, 2005).
Для полноты картины нужно отметить активность Стефано Гардзонио еще в одной области, связанной с журналами и журналистикой. Он является членом редколлегии журналов «Russica Romana», «Studi Slavistici», редакционного совета журнала «Philologica» и серии «Русского Зарубежья».
Роль Стефано Гардзонио в исследованиях, относящихся к русско-итальянской тематике и – специально – к русской литературе, уникальна. Можно с уверенностью сказать, что никто в области русско-итальянских литературных и культурных связей не сделал так много плезного, как Гардзонио.
- Стефано, на протяжении долгих лет Вы как исследователь-филолог занимаетесь русской литературой, участвуете в многочисленных конференциях, посвященных русской словесности, и издаете свои книги и статьи не только на Вашей родной итальянской земле, но и здесь, в России. Расскажите, пожалуйста, о том, как и когда у Вас возник этот живой интерес к России и русской культуре?
- С малых лет я любил литературу и очень рано начал читать русскую классику. Особенно меня увлекали произведения Льва Толстого. Еще во времена моей гимназической юности я нашел русскую грамматику для итальянцев и стал самостоятельно изучать русский язык. Тогда у меня еще не было никаких знакомств с русскими людьми, и мой интерес подогревался исключительно чтением русских книг, естественно, в переводах. Потом я учился в классическом лицее, где русский язык не преподавался, но, поступив на филологический факультет флорентийского университета, я выбрал именно русское отделение. На первом же занятии по русской литературе я стал говорить о Маяковском, который был мне хорошо знаком по книге его стихотворений, изданной с параллельными текстами оригинала и итальянского перевода. Моя любовь к Маяковскому длилась долго – до окончания университета, и именно его творчеству была посвящена моя дипломная работа, которая называлась «Владимир Маяковский и поэты-сатириконцы» – Саша Черный, П. Потемкин, В. Горянский, Н. Тэффи и другие.
Что касается России, то впервые я попал сюда в 1973 году, когда приехал на занятия летней школы при Московском университете: меня направило Общество дружбы Италии и СССР, с которым я сотрудничал. Мне посчастливилось здесь провести целый месяц, посещая курсы русского языка подготовительного факультета МГУ. Тогда я познакомился с некоторыми итальянистами – например, с известной лингвисткой Т. Алисовой (она – сестра известного переводчика с итальянского – Живаго). В общежитии, на Шаболовке, один раз встретил сына знаменитого деятеля ИКП Грамши. Однако центральным явлением этого первого пребывания в России стала поездка в Ясную Поляну. Мы посетил дом и могилу Л. Толстого. Это стало первым знакомством с русской деревней (помню, как старушки ведрами предлагали яблочки на автостанции и вдоль дороги). Несколькими днями позже вместе с некоторыми соотечественниками и их русскими друзьями мы побывали в Переделкино и на могиле Пастернака.
После этого я приехал в Москву зимой 1974 года, жил в гостинице «Центральная», известной тем, что здесь в свое время останавливались все «коминтерновцы». Этот мой приезд подарил мне незабываемые встречи и радость общения с русской интеллигенцией: мне посчастливилось познакомиться с Виктором Шкловским, у которого я не раз бывал дома, а поскольку я занимался «сатириконцами», то он познакомил меня с виднейшим специалистом в области русского авангарда – Николаем Харджиевым. Вспоминаю мое первое посещение его дома на Кропоткинской. Дом поразил меня тем, что окна одной из квартир на первом этаже выходили прямо на лестницу, откуда была видна кухня и белье на веревках. В квартире Харджиева тоже было чему удивляться: на стенах висели картины Казимира Малевича, Михаила Ларионова, Елены Гуро и многих других художников русского авангарда. С Николаем Ивановичем мы близко подружились, и долгие годы мы с моей женой, Наталией Михайловной, посещали его в Москве. В 90-е годы я бывал у него в Амстердаме, куда он переехал из России, и мы тесно общались вплоть до его кончины. Без преувеличения могу сказать, что его я считаю своим учителем и проводником по русской литературе. Именно он открыл мне новый взгляд на литературу начала ХХ века, своими рассказами и блестящей литературной эрудицией пробудил во мне живой интерес к русской культуре XVIII века и впервые познакомил со многими текстами.
Особенно интенсивно мое ознакомление с русской словесностью проходило уже в следующем, 1975 году, когда мне, наконец, удалось добиться разрешения на длительное пребывание в Москве – для учебы в МГУ. До этого каждое мое путешествие в Россию по понятным причинам было сопряжено с множеством трудностей: меня не пускали в Советский Союз, находя массу бюрократических и иных помех для приезда. Да и само мое долгожданное путешествие в Россию в январе 1975 года представляло собой настоящее испытание: самолеты тогда были непозволительной роскошью, поэтому приходилось добираться на поезде. Маршрут Рим – Москва проходил через Югославию, Венгрию, Брянск, и весь переезд длился трое суток – с постоянными проверками документов и долгими остановками для смены колес. Помню, как однажды на одной из границ у меня нашли музыкальную пластинку, которую я вез в Москву по просьбе каких-то знакомых. Так вот, вернули мне ее лишь после того, как, прослушав от начала до конца, удостоверились, что в ней нет никакой антисоветской пропаганды. А во что выливалось получение визы! Это всегда была целая эпопея…
Итак, в 1975 году я, наконец, смог приехать в Россию на целый год. Моим официальным научным руководителем стал признанный и почетный советский исследователь и писатель А. И. Метченко, поборник соцреализма и лауреат Государственной премии СССР, присужденной за идеологически-безупречный «шедевр» «Кровное, завоеванное». Надо сказать, что по отношению ко мне он вел себя достаточно спокойно, мои исследования воспринимал с полным равнодушием и безразличием, почти не вмешивался в мою работу, что и давало мне творческую свободу. Мало того, он всегда без колебаний подписывал мне все направления в архивы, в которых я изучал рукописи… Правда, его несколько удивляло, что я занимаюсь какими-то малоизвестными поэтами литературного общества «Гилея» и «второстепенными» эгофутуристами: я тогда увлекался творчеством Константина Большакова и даже творчеством сына К. Фофанова – поэта К.Олимпова («Верим в Олимпова, верим...»); собирал и переписывал от руки их тексты в отделе редкой книги в Ленинской библиотеке. До сих пор у меня хранятся эти тетради, выпускавшиеся к 30-летию Дня Победы, с серпом и молотом на обложке, в которые я бережно переписывал тогда еще почти никому не известные стихи. В те же годы я открыл для себя и Константина Вагинова, поэзию которого я очень любил и даже переводил на итальянский язык. Так что Метченко мне совсем не мешал, хотя время от времени заводил со мной литературные беседы. Помню его бессмертную фразу: «Шекспир – величайший поэт, Гете – величайший поэт, а Шолохов – это вершина вершин, которая идеологицки выше всех литературных талантов!» Но его руководство было чистой формальностью, а моим истинным учителем был, как я уже говорил, Харджиев.
Кроме того, моему общению с русской культурой способствовали встречи и с другими прекрасными людьми из круга творческой интеллигенции. Например, я познакомился и сблизился с семьей известного историка итальянского происхождения, дочерью одного из основателей коммунистической партии Италии и участника восстания спартакистов Франческо Мизиано – Каролиной Мизиано. Я близко подружился и с ее сыном, Виктором Мизиано, ныне известным и талантливым искусствоведом, издателем «Художественного журнала», организатором многочисленных выставок и директором русского павильона на Венецианском Виеннале. Через Каролину я познакомился и с вдовой писателя Александра Бека, и с их дочерью, поэтессой Татьяной Бек, и с выдающимся культурологом-итальянистом Леонидом Баткиным, и с известным литератором и чеховедом Зиновием Паперным, с которым, кстати, меня связывал и общий интерес к творчеству Маяковского. Тогда же я познакомился и с Василием Аксеновым, который в то время сотрудничал с известным итальянским режиссером Джорджо Феррара, а еще – с дочерью К. Симонова и др. Таким образом, мой круг знакомств постепенно расширялся. Очень помогла мне дружба с итальянисткой и переводчицей Златой Потаповой (известной своим переводом «Чипполино» Джанни Родари), которая работала в Институте мировой литературы: именно ей я обязан судьбоносной встречей с блестящим исследователем Михаилом Леоновичем Гаспаровым. С ним мы тоже близко подружились, он даже останавливался у меня, когда приезжал в Италию. Это был важнейший этап моих творческих поисков: благодаря знакомству с Гаспаровым я обратился к стиховедению, и в скором времени, уже будучи в Италии, мне удалось написать большую статью, посвященную русской поэзии XVIII столетия. Таким образом, после этой встречи в моих исследовательских предпочтениях произошел перелом: увлечение Маяковским и футуризмом сменилось интересом к русскому XVIII веку. В то же время и в изучении русского футуризма я находил для себя много творческой радости: учитывая, что Италия – родина футуризма, мой интерес к этой теме был более, чем естественным. Мне даже удалось познакомиться с Лилей Брик…
В работе мне очень помогала и замечательная женщина, сотрудница Литературного музея, Алла Ефимова, которая находила для меня редкие и тогда практически не доступные издания.
Во время моего пребывания в России я успел жениться. Моя жена, Н.М. Чернявская, выпускница химфака МГУ, жила тогда в Подмосковье, в Щелково, а если быть совсем точным – на станции Воронок. Теперь это место стало мне родным, там жили мои тесть и теща, и до сих пор живет множество родственников со стороны жены. На берегах Клязьмы с раннего детства проводили много времени мои дети, которые до сих пор настоящие патриоты «щелковской стороны».
Уже во второй половине 1980-х гг. я познакомился со многими представителями русской филологической школы, в частности, с Т.В. Цивьян, М.О. Чудаковой, Е. Мелетинским и представителями последующих поколений – от А.Л. Осповата до М. Андреева. С Ю.М. Лотманом я познакомился в Италии. Мы вместе посетили Равенну и чуть позже Градару (городок Паоло и Франчески) и Урбино, где я переводил его лекции. Потом он был моим discussant на Международном Конгрессе в Херогейте (Англия), а в последний раз я его видел в Венеции. Излюбленной темой нашего с ним общения были беседы о малых поэтах конца XVIII–начала XIX века (говорили о Боброве, Анастасевиче, Шихматове и т.д.). Я очень благодарен судьбе и за встречу с Владимиром Николаевичем Топоровым – блестящим, выдающимся филологом, который удостоил меня послесловием к моей недавно вышедшей в России книге. С ним мы не только вели филологические беседы, но и путешествовали по Италии. Особенно трепетно помню посещение Сан Гальгано (место, известное по фильму А. Тарковского) Выходит, что мое столь глубокое погружение в русскую литературу обязано всем этим удивительным знакомствам и встречам.
- А что было дальше? Вы вернулись в Италию?
– Да, после защиты диплома я вернулся в Италию и начал искать работу, что тогда представляло собой некоторую трудность. Благодаря знанию русского языка я долгое время был переводчиком и сопровождал всевозможные делегации из России – то колхозников и ветеранов социалистического труда, то делегации деятелей культуры. Например, помню, как в Италию приезжал русский оркестр с известным дирижером Кириллом Кондрашиным, который потом остался на Западе. В качестве переводчика я сопровождал и знаменитого вратаря, звезду советского футбола Льва Яшина. В Италию приезжали и многие известные русские актеры, хорошо помню, как Флоренцию посетил кукольный театр Образцова. Таким образом, по долгу службы мне и в Италии удавалось общаться со многими интересными русскими людьми: так уж получилось, что каждый, кто приезжал из России во Флоренцию с официальным визитом, непременно соприкасался со мной. Одно время я даже работал с Мстиславом Растроповичем, когда он ставил «Евгения Онегина» во Флоренции: мне было поручено помочь одному из итальянских певцов разобраться с русским текстом.
К сожалению, моя работа была лишь периодической, и мне приходилось преподавать в школе английский язык, а в Обществе дружбы Италии и СССР – русский. Это длилось долго – до 1987 года, пока я, наконец, не получил постоянное место преподавателя в Пизанском университете. К этому времени я уже имел опыт работы со студентами, правда, лишь временами: я вел образ жизни свободного художника и вольного путешественника, живя во Флоренции, работая и читая в основном в поездах и преподавая в университетах разных городов – то в Урбино, то в Пескара…
- Стефано, я знаю, что во Флоренции есть русский православный храм и Вы знакомы с его настоятелем. Не могли бы Вы рассказать о жизни православного прихода? И вообще, очень интересно узнать об образе жизни русской эмиграции во Флоренции.
- Православный пятиглавый собор Рождества Христова и Святителя Николая Чудотворца был построен во Флоренции 1903 году известным архитектором М.Т. Преображенским, выдающимся мастером «русского стиля». Долгое время в церкви не было своего постоянного священника, богослужения совершались периодически, когда в наш город приезжали священники из других православных приходов. Но несколько лет назад флорентийский храм, наконец, получил настоятеля: им стал протоиерей Георгий Блатинский из Петербурга. Это человек с очень интересной судьбой: физик по образованию, он долгое время жил в Китае, а к священству пришел довольно поздно. После учебы в Париже он был рукоположен в священники, служил сначала в Риме и только потом был направлен к нам, во Флоренцию. Отец Георгий – человек необыкновенно деятельный, поражающий своим энтузиазмом и энергией. В 2003 году храм отмечал столетие своего основания, и к этому торжеству была приурочена конференция, организатором которой мне посчастливилось быть. Это было грандиозное мероприятие, в котором участвовали многие известные искусствоведы, историки русской церкви, совершались торжественные богослужения.
- Стефано, Россия – это страна, окруженная множеством мифов, не говоря уже о таких, как: «русская душа» и «русский характер». Не могли бы Вы рассказать о восприятии России и русских глазами итальянцев? Как Вам кажется, какие образы при мысли о России возникают в сознании людей Вашей культуры?
- Смотря на каком уровне. Дело в том, что, как и везде, итальянское общество неоднородно, и в сознании многих людей образ России представляется застывшим набором штампов, составленных из разрозненных ассоциаций, часто – весьма поверхностных и ложных. Увы, часто приходится сталкиваться с довольно односторонним и плоским восприятием России, связанным с элементарным невежеством. Скажем, в политическом отношении целый пласт людей по-прежнему воспринимает Россию исключительно как родину социализма и коммунизма – тем более, что в Италии эти идеи обрели в свое время очень плодотворную почву. Сейчас, когда они утратили свою былую популярность, Россия в этом контексте, естественно, окрашена негативным восприятием. Кроме того, русских людей несправедливо связывают и с потоком беженцев из всей Восточной Европы: это обстоятельство тоже, скорее, вызывает в сознании итальянцев чувство отторжения русских. Нетерпимость и очень резкую реакцию итальянцев рождают и роскошные виллы «новых русских», возведенные в самых красивых уголках Италии и самых престижных ее районах…
С другой стороны, есть и совсем иной контекст восприятия России. Очень многие идеализируют русскую культуру, историю и духовное наследие вашей страны. Вообще, отношение к России как к сокровищнице духовной культуры традиционно для итальянцев. Особенно сильна любовь к русской литературе, главным образом – к творчеству Достоевского, Толстого, Чехова. Гораздо меньше у нас знают русскую поэзию, которая в переводе часто теряет свою глубину. Этим объясняется и весьма сдержанное отношение к Пушкину. Дело в том, что итальянские переводчики обратились к русской литературе лишь в конце Х1Х века и переводили в основном произведения великих романистов – Толстого, Тургенева, Достоевского и очень популярного у нас Чехова. Вскоре эти авторы вошли в сознание итальянцев как великие классики мировой литературы и стали почитаемы. Этим объясняется в конце Х1Х века взлет живого интереса как к русской литературе, так и вообще ко всей русской культуре – театру, музыке, балету. Возникшая популярность России связана и с именем известного пропагандиста русской литературы, филолога, востоковеда, лингвиста и поэта Анджело де Губернатиса, архив которого находится во Флоренции. В издававшихся им журналах печатались обзоры русской литературы и переводы русских авторов. Кроме того, именно через него итальянцы приобщилась и еще к одному пласту идей, которые вызвали новую волну интереса к России. Дело в том, что его женой была Софья Безобразова, кузина М.А. Бакунина, который, как известно, жил в Италии и организовал целое политическое движение. Таким образом, в итальянском обществе возникла благодатная почва для последующего расцвета многолетней традиции бакунинского анархизма. Именно поэтому в Италии побывали все русские революционеры.
- Стефано, Вы – талантливый исследователь и виднейшая фигура в итальянской славистике. Кроме того, Вы преподаете в Пизанском университете на кафедре русской литературы. Расскажите, пожалуйста, о том, в каком состоянии сейчас пребывает эта наука, каковы ее перспективы. Что происходит в филологическом мире итальянских исследователей-русистов?
- Если говорить об итальянской славистике – более широкой науке, чем русистика, – то особенно сильной всегда была традиция полонистики и славянской филологии. Основателями новой школы стали Этторе Ло Гатто и Джованни Мавер, а их продолжателями – такие крупные ученые, как: Риккардо Пиккио и Санте Грачотти. Особенное место принадлежит А.М. Рипеллино: он – прекрасный переводчик русских поэтов, автор множества книг, среди которых – работы о русском театре и о Маяковском. Он сам был поэтом и своей творческой деятельностью вписался в ряд итальянских писателей-славистов. До него литературное творчество и науку совместил в своей деятельности известный прозаик Томмазо Ландольфи, романы которого сейчас переводятся на русский язык и который сам был переводчиком русской классики – Лермонтова, Пушкина, Гоголя. Итальянская русистика успешно процветает и до сих пор (среди ее представителей такие крупные ученые и мыслители, как: В. Страда, Ч. Де Микелис, Ф. Мальковати, автор книги о Пушкине С.Витале). Кроме того, сейчас появляется все больше и больше молодых ученых, разрабатывающих самые разнообразные темы, посвященные русской литературе. Довольно много в Италии и специалистов по истории России.
- Стефано, а каковы Ваши собственные литературные предпочтения? Кого из писателей любите Вы?
- Из русских поэтов прежде всего – Мандельштама. Очень люблю Лермонтова и Тургенева. А из итальянской литературы, кроме классиков Данте и Тассо, которые считаю вершинами литературного творчества, горячо любимы мною поэты начала ХХ века: Дино Кампана и Гвидо Гоццано.
