Олеся Николаева, поэт, прозаик, эссеист, доцент Литературного института им. Горького, член Союза писателей.
Спасет ли мир красота? Конечно, это утверждение князя Мышкина в последнее время опошлено, сделавшись рекламным слоганом, который эксплуатируют и косметические салоны, и бутики, и магазины мебели и вообще кто угодно: «красота» сделалась рыночным брендом.
Разумеется, герой Достоевского имел в виду не такую «красоту». Но прежде, чем говорить о Красоте, надо отшвырнуть именно эту – притворную, рукотворную, подгримированную, которая, перефразируя слова Евангелия, лишь «снаружи кажется красивой, а внутри полна костей мертвых и всякой нечистоты» (ср.: Мф. 23:27).
Но это и не та красота, прельстившая Еву в древе познания Добра и Зла: «И увидела жена, что дерево… приятно для глаз и вожделенно» (Быт. 3:6). Вспомним, что познавшие соблазн и вкусившие от запретного древа праотцы тут же скрылись от лица Господа Бога, отвернулись от Него. Такая – узурпируемая похотью и самовластно присваиваемая красота, оторванная от своего Источника и уворованная у Своего Обладателя, – губительна. И в этом вся трагедия грехопадения.
Ибо Красота, которая спасает мир, – именно в Господе, от Господа и у Господа. Это одно из катафатических свойств (таких как Любовь, Благость и т. д.), которые определяют Господа как Верховную Совершенную Личность. «О, как велика благость Его и какая красота Его!» (Зах. 9:17). «Одного просил я у Господа, только одного ищу, чтобы пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей, созерцать красоту Господню и посещать святый храм Его» (Пс. 26:4). «Велики дела Господни, вожделенны для всех, любящих оные. Дело Его – слава и красота, и правда Его пребывает вовек» (Пс. 110:2,3).
Священное Писание начинается словами: «В начале Бог сотворил небо и землю» (Быт. 1:1). В греческом тексте здесь стоит глагол «поэо». Он означает не только «творить, создавать», но и «сочинять, изображать». Для Творца, Создателя и поэта, сочинителя, автора в греческом языке существует одно и то же слово. Творец неба и земли из Символа веры звучит еще и как «Поэт неба и земли».
Сам Творец, оглядывая Свое творение, отмечает, что оно – «добро зело» (Быт.1:4, 8, 10, 12, 18, 21, 24). Оно – «каллон, кала лиан» (греч): хорошо, весьма, очень, невероятно, чрезвычайно хорошо, замечательно, прекрасно! То есть Он удостоверяет, что на всем творении лежит отблеск Его собственного – Божественного совершенства, отсвет Его собственной – Божественной Красоты. Он как Художник свидетельствует, что Его творческий замысел – воплощен, и все, что получилось, – удалось: «добро зело». Он и назван в Священном Писании «Художником», а в чине Крещения – «Изряднохудожником».
Именно в этом смысле приобщения к Богу как Совершенной Красоте, Абсолютному Благу и Бесконечной Любви Красота спасительна.
Но мне бы хотелось несколько «развернуть» этот вопрос в иную сторону: что это значит применительно к нашей жизни? Недавно один священник, выступавший в прессе в связи с выходом фильма «Остров», спросил: «Нужен ли для спасения художественный вкус?» Действительно, для спасения достаточно правой веры, решимости и помощи Божией и потому, вроде бы, всяким там эстетическим переживаниям не остается здесь никакого места.
Однако вся наша «правая вера», наша «решимость» и подаваемая нам в деле спасения «помощь Божия» отверзают нам глаза и уши («кто имеет уши слышать да слышит» – Мф. 11:15; 13:9; Мр. 4:9, 23), очищают сердце, дабы удостоверились мы, что «приблизилось Царство Небесное» (Ср.: Мф. 3:2; 4:17; 10:7), почувствовали следы Божиего Присутствия в мире, ощутили действие Промысла, увидели Свет Преображения, услышали Слово Премудрости и уразумели, что все это исполнено высочайшего художественного и символического смысла: все это «добро зело», – хорошо, прекрасно! «Кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет» (Мф. 13:12; Мр. 4:25; Лк. 8:18; 19:26)
Если бы Бог, творя нас по образу и подобию Своему, не вложил бы также и эту – эстетическую способность восприятия, все это Божественное «художество» могло бы оказаться избыточным для человека. Но – мы постоянно видим отпечаток этого художественного замысла в Божием творении. Во всем чине богослужения, в храме, в иконах, в облачениях, в ритуале, в молитве, в песнопениях, в самой церковной жизни отверзается нам неизреченная, неотмирная Красота. Священное Писание остается несравненным словесным – прежде всего поэтическим – созданием. Сам Господь говорит с народом на языке притч – на языке художественных образов, на языке искусства, используя поэтические тропы – метафоры, сравнения, символы, аллегории и т.д., а также ритмические поэтические приемы – повторы, анафоры. «Кто имеет уши слышать да слышит». Красота церковного богослужения – это слава Божия, явленная церковному народу. Это то «умное художество», которому открывается в Церкви «небо на земле»: «В храме стояще славы Твоея, на небеси стояти мним» (тропарь Божией матери на Великопостной утрени).
Сама наша «правая вера», Православие вскормлено и исполнено этой Красотой, явившейся главным аргументом не только для святой равноапостольной княгини Ольги при выборе веры, но и ныне и присно и во веки веков пребывающей в Церкви.
Именно поэтому наши Святые Отцы, вскормленные из этого источника, являют нам свое богословие в столь высоких и изысканных словесных формах, что это позволяет нам говорить еще и об их художественном даре. Простец по своему происхождению и образованию – старец Силуан поражает нас умозрением, выраженным с таким искусством, что это становится и образцом духовной поэзии.
Отсутствие художественного вкуса – религиозная безвкусица, душевная аляповатость и бесформенность как раз есть первое, что бросается в глаза при взгляде на любую секту. И именно сектантский дух рассекает на части целое создание Божие, разводя Добро и Красоту, этику и эстетику.
Отсутствие художественного восприятия – религиозная бездарность, духовная слепота и глухота свойственны как раз атеистам, ощупывающим в мире лишь поверхность и скользящим по ней, подобно водомеркам, не подозревающим ни о глубине под ними, ни о высоте, которая превыше небес. Это они, имея очи, не видят, имея уши, не слышат (Ср.: Мк. 8:18), имея уста, не возглаголят (Ср.: Пс. 113:13). Это они не замечают лилий полевых, которые одевает Сам Господь лучше, чем одевался во всей славе своей роскошнейший из Его царей (Ср.: Мф. 6:28-30), и непрестанно пекутся лишь о собственном утлом и бесцельном существовании.
Отсутствие художественного чутья – духовная индифферентность и всеядность характерна как раз для постмодернистов, для людей «эры Водолея», опускающих возвышенное и возвышающих низкое, уродующих прекрасное и лелеющих гадкое, глумящихся над Христом и воспевающих Иуду, возводящих в норму безнравственное и упраздняющих любую эстетику: симптоматично, что в наше время из гуманитарных высших учебных заведений предмет «Эстетика» изгнан как таковой.
Но человек, лишенный представления о норме, делается ненормальным, психически вывихнутым, больным. Человек, попирающий идеалы и святыни, неизбежно скатывается, как это отмечал еще Арестотель, к скотам и демонам. Равно как и этика без эстетики всегда рискует выродиться в мораль, мораль – в морализм, морализм – в фарисейство, а горделивое, самодостаточное фарисейство – в богоотступничество и богоубийство. Таков удел всякого, кто дерзает искажать в себе образ Божий, среди прочего отказываясь и от своего художественного начала.
Поэтому да воздадим Господу Богу нашему и Царю честь и хвалу, воспоем Ему с благодарностью, воскликнем Ему как Возлюбленному, как Жениху: «О, ты прекрасен, возлюбленный мой!» (Песн. 1:15). Восхвалим Его со звуком трубным, восхвалим Его на псалтири и гуслях. Восхвалим Его с тимпаном и ликами, восхвалим Его на струнах и органе. Восхвалим Его на звучных кимвалах, восхвалим Его на кимвалах громогласных. Все дышащее да хвалит Господа! (Ср.: Пс. 150:3-6)
Ибо у нас есть все для этого ликования и благодарения, для этого умиления и благоговения, для этого восхищения и пения, для этого оркестра. Но зачем нужно было бы нам так петь, так наигрывать на всех своих духовых и струнных, если бы это оказывалось пустой потехой, все той же «похотью плоти, похотью очей и гордостью житейской» (1 Иоан. 2:16), и – какая из этого вышла бы какофония…
Но получается все-таки – аллилуйя! И удел подвижника назван «умным художеством». Потому что мир спасет – Красота.
