Иллюстрации Митурича известны даже тем, кто никогда не слышал его имени. На книгах с его картинками выросло не одно поколение советских и теперь уже российских детей. А между тем он был не только книжным иллюстратором, но и большим интересным художником.
В семье художников Петра Митурича и Веры Хлебниковой ждали ребенка. Мальчик родился в мае 1925 года, и имя ему дали Май. В те годы часто называли детей необычными именами. Вообще‑то ждали девочку, а имя готовили совсем диковинное — Двоя, Двоичка. Оно означало символ развития жизни по будетлянской философии, приверженцами которой были родители. Ведь братом Веры был сам Велимир Хлебников, самая значимая фигура русского футуризма.
Предназначение
Судьба Мая Митурича начала решаться задолго до его рождения, и определяющим моментом стала встреча его отца, Петра Митурича, с Велимиром Хлебниковым. Отца будущего художника так потрясла эта встреча, что после кончины поэта он развелся и женился на сестре Хлебникова — Вере.
То, что Май должен был стать художником, было предопределено самим фактом рождения в этой семье. Искусство в семье Митуричей — Хлебниковых было на первом месте. Счастливый отец записал в своем дневнике: «Вера обещала, что она не станет трудиться над воспитанием бухгалтера и посвятит себя только художнику».
Родители дали ему первые профессиональные уроки. Отец Мая любовно собирал и хранил его детские рисунки и скульптурки. Приносил из Вхутемаса пустые свинцовые тюбики от красок, плавил их и отливал в формах, снятых с пластилиновых фигурок сына. Май Петрович чудесно вспоминает в своих записях о детстве со странным необязательным бытом, с атмосферой творчества, с удивительными людьми. Одно из первых воспоминаний — память о цвете, память художника: «…мама готовит очередную посылку дедушке с бабушкой в Астрахань. Сама шьет, стегает ватное одеяло. Поверху цветастая синяя набойка, а подкладка из ярко-красной, алой фланели». А чего стоят рождественско-новогодние воспоминания! «Рождественские елки были тогда не в чести, но мама любила елочки и где‑то раздобывала их, сама клеила из бумаги, расписывала игрушки, гирлянды. А за недостатком пространства отец подвешивал елку вверх ногами к торчавшему в середине потолка крюку. Когда‑то на этом крюке висела, видимо, люстра».
Они остались без Веры накануне войны. Она неожиданно заболела плевритом. Болезнь протекала тяжело, спасти Веру не удалось — она умерла в больнице. Маю было 16. Он сразу решил, что теперь забота об отце — это его задача. До конца жизни отец художника был практически на его содержании, но при этом Май Петрович всегда чувствовал власть и первенство отца. Всю жизнь Петр Митурич хранил архивы Хлебникова и продолжал разрабатывать свои невероятные идеи. Мысль о «волновой» колебательной природе движения всех живых существ побуждала его конструировать аппараты для передвижения по земле, воздуху и воде по принципу птиц, рыб, гусениц, кенгуру. Кажется, что‑то он даже запатентовал, но попытки сделать действующие модели окончились неудачей. Петр Васильевич умер в 1956 году.
Май Митурич рано начал зарабатывать художественной поденщиной и еще задолго до Полиграфического института стал работать в «Окнах ТАСС», в плакатной мастерской, куда поступил трафаретчиком вместо того, чтобы идти в девятый класс. Довелось ему работать и в артели художников-оформителей. Когда началась Великая Отечественная война, Митурич был зачислен в агитбригаду фронтовым художником и прослужил рядовым до 1948 года. Он и в Полиграфический институт поступил на заочный еще в армии. Интересно, что отец его тоже был фронтовым художником, только в Первую мировую. В 1915‑м он выезжал на фронт и зарисовывал новенькие французские аэропланы.
Май Петрович на фронте рисовал между боями, в которых принимал участие наравне с другими солдатами. Его боевые награды — орден Отечественной войны II степени, медали «За боевые заслуги» и «За взятие Берлина».
И за его искусство он тоже был награжден: Государственной премией — за монументальную фреску в Палеонтологическом музее, экзотическим японским орденом Восходящего солнца, медалями и дипломами международных выставок искусства книги в Лейпциге и Братиславе, удостоен звания народного художника России, премии «Человек Книги».
Человек Книги
Его иллюстрации известны даже тем, кто никогда не слышал его имени. На книгах с его картинками выросло не одно поколение советских и теперь уже российских детей. Он иллюстрировал «Тараканище» и «Муху-цокотуху» Корнея Чуковского, рассказы Виталия Бианки, «Алису в Стране чудес» Льюиса Кэрролла, «Кошку, которая гуляет сама по себе» Киплинга, «Одиссею» Гомера — всего почти сто книг! Его работы узнаваемы, графика свободна и прозрачна, краски чисты и светлы. Природа, особенно экзотическая, была его коньком. Он много путешествовал. Ездил на Белое море, в Туву, на Камчатку, Курильские и Командорские острова, в Среднюю Азию, на Памир, Алтай, в Бурятию и гордился заслуженным от Константина Паустовского определением — «бродяга в лучшем смысле этого слова».
В книжной графике, стремясь к раскованности в каждом рисунке, Митурич был свободен в общем построении книги, в макете. Полосные рисунки, окруженные полями, страничные рисунки под обрез, страничные и полустраничные развороты, мелкие рисунки, рассыпанные по полям. От разворота к развороту читатель получает новые зрительные впечатления. Книга как произведение полиграфического искусства — вот что вернул читателю Май Митурич, во многом продолжая традиции «ленинградской школы» двадцатых–тридцатых годов. На книжной странице он словно ведет изобразительный диалог с В. Конашевичем, Ю. Васнецовым, Н. Чарушиным. Им хорошо был усвоен лебедевский принцип: «Рисунок должен быть таков, чтобы ребенок мог войти в работу художника, то есть понял бы, что было костяком рисунка и как шла его стройка».
В работе со стихами Митурич придавал большое значение ритмической связи рисунка и текста. Образцом такой связи он считал, по‑видимому, лебедевские иллюстрации к «Цирку» Маршака.
Сам он иллюстрировал «Азбуку», «Двенадцать месяцев», «Умные вещи» Маршака. Оставил его чудесные портреты. То, что творчество Митурича было обращено к детям, особенно ценно. Он расширял границы восприятия, давал новые впечатления. При официальном диктате соцреализма в живописи, в книжной графике можно было не скрывать своего увлечения модернистским искусством.
И, конечно, часто отмечают увлечение Мая Петровича японской каллиграфией, искусством цветной гравюры и вообще Японией. Два года он жил там, работал по контракту. В 1983 году тиражом 100 тысяч экземпляров там вышли «Японские народные сказки» с иллюстрациями Мая Митурича: стильная квадратная книжка, прекрасно передающая атмосферу сказочной Японии. Там его знали и любили, ведь еще в 1975‑м в Токио переиздали «Сказки дедушки Корнея» в его оформлении. «Ходит такой миф, — говорил Митурич, — что в Японии меня оценили потому, что я японистый. Мол, им должно нравиться, что я тонкой кисточкой рисую. Ничего подобного. Там ко мне относились как к русскому художнику. А японистых японцев у них своих хватает».
Рисующий светом
Последние годы жизни он целиком посвятил живописи, работе с натуры. Его искусство раскрылось с новой стороны. Май Митурич старался запечатлеть природу в то время, когда все живое насыщалось ярким максимальным цветом и светом. «Рисующий светом» — так называлась одна из статей о его творчестве.
Ему полюбилась Адриатика. Он дважды гостил у своих друзей возле Котора. И там Май Петрович выбрал себе натуру на горе, в неожиданном месте, не пленившись популярными видами бухты. Друзья в шутку называли это место «майский лужок». Поглядывая на художника, работающего на горе, его хозяева иногда видели дымок. Это Митурич безжалостно сжигал то, что ему не нравилось или, как он считал, не удавалось. Так же его отец когда‑то уничтожил все свои пространственные композиции, уезжая в деревню из голодной послереволюционной Москвы.
Май Петрович по‑родственному трогательно относился к природе. Однажды расстроился, когда с древней оливы ему сорвали веточку: «Это ж как палец сломать!» Деревья он писал всегда. Среди его работ «Березы», «Под дубом», «Весенние березы», «Оливковая роща», «Греция. Древняя олива», «Вековая олива». Дерево притягивало его не только как объект природы, а как символ жизни, мировое Древо.
Его любимым художником был Анри Матисс. Одну из своих живописных работ Май Митурич посвятил памяти Лидии Делеторской, верной подруги Матисса. Это, собственно, парафраз Матиссу.
А последними работами художника был цикл рисунков на библейские темы.
Незадолго до смерти Май Митурич разыскал затерянную могилу Хлебникова в деревне Ручьи на погосте у храма Георгия Победоносца и перезахоронил останки на Новодевичьем кладбище в Москве, тем самым отдавая дань тому, кому посвятил свою жизнь его отец.
В 2008 году Митурича не стало. А семейную традицию продолжили художницы — дочь, вторая Вера Хлебникова, и внучка Мария Сумнина.
