Дмитрий Григорьевич Левицкий, с одной стороны — художник известный, признанный и в некотором роде хрестоматийный, а с другой — возможно, еще недостаточно изученный. И хотя серьезных оснований для неожиданных открытий в его наследии не было, выставка, открывшаяся 19 августа 2010 года, преподнесла его почитателям свои сюрпризы. Что же случилось в этот день?
Дмитрий Григорьевич Левицкий — художник известный, признанный и в некотором роде хрестоматийный. Прочитать о нем можно даже в школьном учебнике. Впрочем, упоминание в учебнике — весьма условная степень оценки таланта. А вообще о Левицком написано множество статей и монографий, причем в числе авторов такие выдающиеся личности, как В. Стасов, А. Бенуа, С. Дягилев.
Левицкий обладал талантом по-настоящему многогранным. Он виртуозно владел кистью, очень тонко чувствовал цвет, был необыкновенно разнообразен в выборе выразительных средств. Удивительно, но портретный жанр, в котором работал Левицкий, в те времена считался второстепенным и не столь значимым, как, например, исторический или мифологический. Однако именно портреты художника позволяют нам сегодня взглянуть в «лицо» той эпохи. Левицкий создал целую галерею образов — ярких, сложных, многозначных. Таков был век, щедрый на незаурядные личности. Да и сам художник принадлежал к тому типу людей, которых породило новое время.
Биография Левицкого изучена недостаточно подробно, как и некоторые этапы его творчества. Но в отличие от многих мастеров ХVIII века художник не окружен ореолом таинственности. И серьезных оснований для неожиданных открытий в его наследии не было. По крайней мере, так казалось до 19 августа 2010 года. Что же случилось в этот день?
Да просто в корпусе Бенуа Русского музея состоялось открытие выставки, приуроченной к 275-летию со дня рождения Левицкого. И те, кто пришел на выставку, с изумлением увидели совершенно нового художника. Почему и как это произошло? Об этом чуть позже. А пока вернемся в начало XVIII века.
В 1735 году (по некоторым сведениям – в 1737 г.) в семье потомственного украинского священника Григория Носа родился сын Дмитрий. Отец Григорий был человеком незаурядным. 13 лет он обучался искусству гравюры в Польше и вернулся оттуда профессиональным мастером, заодно сменив фамилию на более благозвучную — Левицкий. На родине отец Григорий стал заниматься оформлением различных религиозных изданий Киево-Печерской лавры. Дмитрий пошел по стопам отца. Он поступил в Духовную академию и одновременно приобретал первые навыки рисования.
А вскоре в Киев приезжает известный живописец А.П. Антропов. Ему поручено возглавить «малярную команду», которая будет заниматься росписью Андреевского собора, не так давно возведенного по проекту архитектора В. Растрелли. По некоторым сведениям, отец и сын Левицкие оказались в составе этой «малярной команды». Так Дмитрий встречает своего будущего учителя и наставника. Так коренным образом меняется его судьба.
Работа над росписью продолжалась до 1755 года. Результат был блестящим. Те, кто бывал в Киеве, помнят, каким удивительным чувством светлой радости наполнено пространство Андреевской церкви. И как символично, что именно этот храм стал начальной, отправной точкой в творческой судьбе молодого художника.
Антропов не мог не отметить талант юного Левицкого — он пригласил его уехать с ним в Петербург. Переезд состоялся в 1758 г.
Шесть лет Дмитрий живет в семье Антропова, учится у него искусству живописи. Об этих годах, как ни странно, известно немного. Но уже в 1762 г. Левицкий помогает Антропову в работе над росписью Триумфальных ворот, сооруженных по случаю коронации Екатерины II. Позже вместе с В. Васильевским он исполняет два иконостаса и 73 образа для московских церквей Кира и Иоанна на Солянке и Великомученицы Екатерины на Большой Ордынке.
Судя по всему, в Академии художеств Левицкий не учился, но он посещал там классы профессоров Лагренэ и Валериани. Живописная манера художника становится все более совершенной. Вскоре по уровню мастерства он уверенно превосходит и своего учителя Антропова, и многих других художников. Воистину это был талант милостью Божьей!
Начав свой творческий путь как религиозный живописец, Левицкий постепенно становится портретистом, обладающим собственным почерком. В 1770 г. за портрет архитектора Кокоринова, представленный на выставке в Академии художеств, он удостоен золотой медали и звания академика. Левицкому всего 35. И всего 15 лет прошло со времени работы над росписью Андреевского собора.
В 70–80-е гг. Левицкий буквально один за другим создает настоящие живописные шедевры. Какие характеры, люди, судьбы проходят перед нами… В них действительно отразилась эпоха.
Екатерина II — законодательница, полная неукротимой энергии, какого-то радостного вдохновения и дерзкого веселья.
Архитектор Кокоринов, излучающий спокойное достоинство, еще не предчувствующий свой трагический конец.
«Великий курьезник» Прокофий Демидов — богач и меценат, деспот и ученый, насмешник и чудак, презирающий любые условности.
Старик-священник (предположительно отец художника) — мудрый и просветленный, многое переживший и многое познавший.
Блистательная польская аристократка Урсула Мнишек — страстная, чуть надменная, похожая на изящную фарфоровую статуэтку.
Юная Мария Дьякова — нежная и мечтательная, с ясной и безмятежной, словно летнее утро, душой.
А еще французский философ Д. Дидро, литератор, архитектор, музыкант Н. Львов, знаменитый просветитель Н. Новиков. Список можно продолжать бесконечно. Потому что портретная галерея Левицкого поражает своим размахом. Каждая из этих работ — блестящий образец живописного мастерства. И не удивительно, что они принесли автору заслуженное признание. Но подлинная слава пришла к Левицкому после исполнения им серии портретов «смолянок».
Слово это фактически исчезло из нашего лексикона, как постепенно ушло в мир иной последнее поколение выпускниц Смольного института. А ведь, казалось бы, еще совсем недавно понятие «смолянки» было своего рода синонимом прекрасного образования и блестящего воспитания.
Идея создания специального учебного заведения для девочек принадлежала Екатерине II и ее личному секретарю, президенту Академии художеств И.И. Бецкому. И в 1764 г. по указу императрицы было учреждено Воспитательное общество благородных девиц при Воскресенском Смольном женском монастыре (позже названное Смольным институтом). В августе того же года состоялся первый прием воспитанниц в возрасте 4–6 лет.
Обучение длилось 12 лет и задумывалось как интернат, «дабы исключить порочное влияние» социальной среды. Основной целью обучения было создание «новой породы» просвещенных людей, несущих духовность и культуру, способных «смягчить жестокие нравы» общества. Особое место отводилось воспитанию чувства собственного достоинства. Поэтому дисциплина была достаточно строгой, но исключалась всякая жестокость. Девочкам была уготована роль хорошо образованной хозяйки семейства, способной воспитать собственных детей и вести свой дом. Их обучали домоводству, музыке, рисованию, лепке. Но основными дисциплинами были гуманитарные науки, закон Божий, иностранные языки, начала математики и физики. Не менее важным было стремление привить тягу к знаниям — часть занятий проводилась в игровой форме. Все это кажется на удивление современным. Но в российском обществе второй половины ХVIII в. данная система обучения вызывала неоднозначную реакцию.
В то время как Сумароков и Новиков посвящали «смолянкам» восторженные строки, появился весьма ядовитый стишок о том, как Бецкой «выпустил в свет шестьдесят кур, набитых дур…». Впрочем, время опровергло подобные суждения. «Смолянки» действительно оказали самое благотворное влияние на российское общество. Но это станет заметным позже…
А пока Смольный институт — любимое детище Екатерины II, «прекрасный цветник, ею насажденный», реальное подтверждение ее реформаторских талантов. И уже в 1770 году Левицкий получает заказ на исполнение портретов лучших воспитанниц Смольного. Впервые моделями заказного парадного портрета оказались не какие-то сановные персоны, а обычные молодые девушки, волею судьбы ставшие первыми питомицами первого в России учебного заведения для женщин.
Работа над серией продолжалась довольно долго — с 1771 по 1776 г. Итогом стали семь картин-портретов, объединенных единым замыслом.
Пока шла работа над серией, героини портретов постепенно взрослели. Оттого в ранних работах мы видим совсем юных воспитанниц: всего 8 лет Давыдовой, 10 лет Хрущевой, 12 лет Хованской и Ржевской. И уже взрослые барышни – 15-летняя Нелидова, 17-летняя Левшина, 18-летние Борщова, Молчанова и Алымова. Кстати, первый выпуск «смолянок» состоялся в апреле 1776 г. Тогда же были исполнены заключительные работы серии.
Самый ранний по времени — портрет Давыдовой и Ржевской. Своей подчеркнутой простотой и безыскусностью он заметно отличается от других работ серии. Здесь нет ни роскошных костюмов, ни эффектных поз, ни великолепных аксессуаров. Юные героини полотна представлены весьма незатейливо. Главное в них — трогательная непосредственность и простодушие, увиденное художником без сусального умиления.
Через год Левицкий напишет портрет Хованской и Хрущевой, решенный совершенно иначе. Теперь «смолянки» не просто позируют, а демонстрируют свои таланты — танцуют, музицируют, разыгрывают сцены из спектаклей.
Театр, кстати, был одной из «достопримечательностей» Смольного. На его премьеры съезжался весь Петербург. И немудрено — ведь пьесы для постановок предлагал сам Вольтер, декорации и костюмы исполнялись в мастерских придворного театра, танцы ставили знаменитые балетмейстеры.
Хованская и Хрущева как раз предстают перед зрителями в сценке из комической оперы-пасторали «Капризы любви». С трогательным старанием разыгрывают они свои роли. Их движения еще по-детски угловаты. Во взгляде сквозит легкое смущение, черты лица неправильны и зыбки. Они напоминают «гадких утят», еще не превратившихся в прекрасных лебедей. Но столько в них душевного тепла и трепета, что забываешь об их некрасивости, проникаясь обаянием этих «очаровательных дурнушек».
Особо следует сказать о живописной манере Левицкого. С непревзойденным мастерством пишет он прозрачную невесомую кисею, ломкие складки шелка, тусклую позолоту галунов. Тонко разрабатывает цветовую гамму, построенную на изысканном сочетании белого, розового и пепельно-серого.
Очень своеобразно оценивал эту работу известный историк искусства А. Бенуа. Он писал: «Это истинный ХVIII век во всем его жеманстве и кокетливой простоте».
С полным правом эти слова можно отнести и к следующей работе серии — портрету Нелидовой. Снова столь любимая художником цветовая гамма — тончайшее сплетение оливкового, бледно-розового, серебристого, зеленоватого, пепельно-серого. Снова героиня полотна предстает перед нами в театральном костюме. Невероятно женственная, грациозная, с чуть лукавой улыбкой смотрящая на зрителя, она кажется живым воплощением своей эпохи. В ней так причудливо соединились хрупкий облик и твердый характер, острый ум и врожденное кокетство. По отзывам современников, она была нехороша собой: чересчур смугла и к тому же очень маленького роста. Но блестящее красноречие, веселый нрав и душевная чуткость делали ее всеобщей любимицей. Дидро готов был писать для нее пьесы. А Павел I искренне и нежно любил ее до конца своих дней.
Портрет Нелидовой — несомненный шедевр Левицкого. Сравнение с ним трудно выдержать даже таким прекрасным работам, как следующие по времени создания портреты Левшиной и Борщовой.
Левицкий несколько изменяет стилистику письма. Более скупым становится колорит, а вместо уже привычного пейзажного фона появляются колонны, фрагменты балюстрады, вазы. Это придает композиции строгость и даже некую холодность, контрастирующую с изящными нарядными фигурками танцующих «смолянок». Их легкие движения неуловимо напоминают полет бабочек. И сами они, чуть отстраненно смотрящие на зрителя, кажутся воплощением какой-то очень хрупкой красоты.
Во всем великолепии своего таланта предстает Левицкий в заключительных полотнах серии. Это портреты Молчановой и Алымовой. Трудно представить более блистательное завершение темы «смолянок». Перед нами уже не те наивные девочки, простодушно демонстрирующие свои способности, а вполне сформировавшиеся личности. В их облике ясно читаются достоинство и независимость, ум и талант, а главное — какое-то победное осознание своего места на земле.
Левицкий снова старается избежать однообразия. Неожиданно он делает акцент на костюмы, подчеркивая утонченную женственность своих героинь. Прихотливые, ломкие складки шелка необыкновенно живописны и невольно притягивают внимание. Уже после этого замечаешь какие-то другие детали. Их немного, но они чрезвычайно важны. Томик французской поэзии в руках Молчановой и воздушно-вакуумный насос на столике рядом с ней – это символы Науки и Декламации. Арфа, на которой играет Алымова, — символ Музыки. Впрочем, и в более ранних полотнах можно усмотреть символы Театра и Танца. Да и вся серия — своего рода аллегория эпохи Просвещения, символ глубокой веры в нового человека.
Левицкий, несомненно, верил в своих героинь. Оттого столько энергии, жизнелюбия, воодушевления в каждом портрете серии. Конечно, художник не мог предполагать, как сложится их жизнь. Это знаем мы. По-разному можно оценивать их судьбы. Кто-то считает, что их таланты оказались невостребованными. Да, они не стали знаменитостями в современном понимании этого слова, но они выполнили свое предназначение: почти все стали фрейлинами при дворе, почти все вышли замуж, родили детей, дали им прекрасное воспитание.
Имена многих «смолянок» можно встретить в мемуарной литературе. Хрущева и Борщова играли в театре при дворе Павла I. Хованская стала женой поэта Нелединского-Мелецкого и была исполнительницей песен на его стихи. Многие годы укрощала гнев Павла I, пыталась предостеречь от безумных решений, просила о чьем-то помиловании Нелидова.
Поистине удивительная судьба выпала на долю Алымовой. События ее жизни могли бы послужить основой увлекательного романа. 19-й ребенок в семье, она с золотой медалью окончила Смольный и стала фрейлиной. Спасаясь от притязаний престарелого Бецкого, вышла замуж, родила четверых детей, овдовела, потом снова вышла замуж, бесконечно втягивалась в какие-то интриги и заслужила очень нелестные отзывы некоторых современников. Ее считали тщеславной, корыстной, манерной. Но когда ее подруга по Смольному Елизавета Рубановская поехала вслед за опальным Радищевым в Сибирь, помощь ей и детям Радищева оказала Глафира Алымова (тогда уже Ржевская). Более того, она продолжала заботиться о них и после того, как Рубановская скоропостижно умерла. Преданность дружбе оставалась для «смолянок» превыше всего.
Такова была судьба некоторых героинь полотен Левицкого. Непростой оказалась судьба самих портретов. До 1917 г. они находились в одном из залов Петергофского дворца. Это оказалось серьезным испытанием для картин. Сырость едва не погубила их. После того как серия оказалась в Русском музее, ее несколько раз реставрировали. Но самая серьезная реставрация была проведена совсем недавно — перед открытием юбилейной выставки.
И пора уже рассказать о том, чем же выставка Левицкого так поразила зрителей.
На протяжении многих лет колорит его полотен называли теплым, золотистым, чуть приглушенным. Но после чрезвычайно долгой и скрупулезной работы реставраторов это утверждение оказалось спорным. Реставраторы удалили потемневший от времени лак, и картины преобразились.
Новыми красками заиграли костюмы. Смуглые лица приобрели фарфоровую белизну. Обнаружилось множество не известных прежде деталей. Это чувство новизны было поразительным. Никогда еще цвет в картинах Левицкого не казался таким сочным. Может быть, только при жизни самого художника…
А еще в экспозиции было представлено семь полотен, атрибутированных как работы Левицкого. Семь работ выдающегося мастера, открытые спустя три века, – явление уже само по себе уникальное. Среди них к тому же оказалась настоящая «жемчужина» — портрет Павла I, в настоящее время хранящийся в частном собрании в Вене.
Левицкий вернулся к своим зрителям обновленным, словно помолодевшим, не исчезнувшим во времени, не перестающим удивлять и восхищать. И кажется, будто судьба воздает должное художнику за горечь последних лет его жизни, когда он, переживший своих друзей, почти совсем ослепший, оказался в полном забвении. Он жил на Васильевском острове недалеко от Академии художеств. Его часто видели там. Многим запомнился слепой старик, часами стоящий на коленях в академической церкви. А потом затерялась даже его могила на Смоленском кладбище в Петербурге.
Но почти забытый современниками, Левицкий оценен и любим потомками. И пока с веселым любопытством смотрят на нас из далекого ХVIII века юные «смолянки», пока пристально вглядываются в их лица сегодняшние зрители, имя Дмитрия Григорьевича Левицкого останется в истории нашего искусства как яркий пример «художника на все времена», тонкого, чуткого, искреннего, сумевшего в своем творчестве раскрыть «душу эпохи».
