Знаем ли мы, любим ли, чтим ли память людей, всемирно прославивших великую культуру многоединого нашего народа? Ценим ли – как должно ценить – имя Сергея Васильевича Рахманинова, чья музыка являет собой гимн всепобеждающей, огромной, как океан, небесной любви, пролившейся в его мелодии?
Победитель на Международном конкурсе имени С. В. Рахманинова в Москве, лауреат 1-й премии, православный японский пианист Садакацу Цучида в опубликованном в Интернете интервью сказал удивительные слова. На вопрос, почему он играет произведения одного только этого композитора, пианист ответил: «Я пока не нахожу композитора, который был бы выше Рахманинова. В нем весь Бах, Бетховен, Шопен» (цитирую по памяти).
Откуда же явилась дивная красота его музыки, одновременно и несказанно нежной, и небывало могучей, однако не агрессивной, а вдохновенно отважной, словно желающей душу свою положить за весь мир? Стоит так поставить вопрос, как тут же приходят мысли: а Кто вообще принес на землю это необыкновенное тождество нежности и мужества, Божественной силой восстановив в человеке распавшееся единство его души? Кто сказал: «Огонь принес Я на землю. И как хотел бы, чтобы он уже разгорелся»? Огонь святой Божией любви, чистой и непобедимой, покорил своей красоте многие народы.
Музыка Рахманинова вобрала в себя огонь ревностной Божественной любви – отсюда ее необыкновенная сила.
Третий фортепианный концерт. Открывается он темой, выросшей из интонаций тихого, «смиренного» церковного знаменного распева. Его кротость напоена неотмирно-спокойной внутренней свободой. Знаем ли мы, что есть кротость? По слову святого Иоанна Лествичника, это – «несокрушимая скала в океане житейской раздражительности». Волны свирепо обрушиваются на нее, бьют со всех сторон, а она не колеблется, красотой любви победно сияет в мире.
В музыке первой части концерта эта исходная тема словно невидимый Китеж-град Святой могоединой Руси. Когда б она ни появилась в ходе развития, разом все умиряется в душе, и чувствует та в себе покой, который сильнее всех бурь мира.
А как заканчивается концерт? В последней, третьей, его части после невероятно яростного, неуклонно нарастающего натиска судорожных ритмов вдруг – словно в пояснение мысли св. Иоанна Лествичника – победно и могуче взмывает в небеса гимническая тема. Не могла родиться изумительная мелодия нигде, кроме как под пером гения, вышедшего из среды нашего народа. В ней слышится ширь многоединой Руси (как известно, это понятие не этническое, а духовное!). Знающие историю видят, какая сила сроднила множество разноликих племен в соборное единство (по слову Писания, «некогда не народ, а ныне народ Божий»), тысячекратно умножила население страны, небывало раздвинула ее территорию, предварительно до безграничности расширив народную душу, и хранила ее более тысячи лет.
В ликующем победном гимне мы явственно слышим выражение ключевой историософской мысли Святой Руси: мелодия вдохновенно и радостно рвется к Источнику всякой красоты, истины, любви и безграничной силы.
Как нужна музыка Рахманинова современной культуре! Особенно – молодым людям. Разве хотят они быть трусливыми и пошлыми? Однако силу дает только любовь.
Оборотная сторона вопроса: почему все-таки не каждый человек на земле принимает вдохновенную красоту в сердце? Эта тайна очень волновала Садакацу. Выпытывая ее у знакомого японца, он получил неожиданно глубокий ответ: «Знаешь, любить эту музыку очень ответственно – после нее нужно жить совсем по-другому».
Музыка Рахманинова – творческое задание для тех, кто сохранил в себе эту жажду света, настоящей, не слюнявой и не пошлой, а Божественной нежности и духовной отваги.
Если Глинка провозвестил пути становления русской культуры, то гений Рахманинова дарован России и миру в эпоху глобального отступления человечества от веры, молитвы и всех духовно-нравственных оснований жизни. Творчество Рахманинова – голос совести для мира.
Произведения, завершающие творческий путь великих композиторов, часто несут в себе особое символическое значение. «Симфонические танцы» Рахманинова освещены отблеском эсхатологии (учения о конце света). Это произведение невозможно правильно воспринять без знания Апокалипсиса – завершающей книги Библии. В начале третьего тысячелетия земля вздрогнула, почувствовав близость осуществления последних пророчеств Библии.
«И он сделает то, что всем – малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам – положено будет начертание на правую руку их или на чело их, и что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание…» (Откр. 13: 16–17; 14: 11). Дым же от мучения принявших печать будет восходить во веки веков.
В произведении три части. В начале первой музыковед В. Грачев слышит четырехкратный трубный глас и топот апокалипсических всадников. Вальсовое движение второй части словно боль и скорбно-возвышенный плач о человечестве, отвергнувшем Небесную любовь. Ключ к третьей части – интонации средневековой латинской мелодии Dies irae («День гнева»), которую часто цитировали композиторы прошлого. Ее появление истолковано здесь в точном апокалипсическом смысле. Господь пришел на землю ради спасения людей. Время истории (испытания свободной человеческой воли, по изъяснению Самого Господа) есть время одновременного созревания пшеницы и плевелов для последней жатвы. Второе пришествие Господа – для Суда.
Для людей, отошедших от Церкви, само слово «Апокалипсис» – синоним чего-то страшного. Но это слово означает «Откровение». Это радостная книга. Людям, сохранившим верность Богу в грядущие времена уныния народов, Господь говорит: «Восклоните головы».
Таков дух произведения Рахманинова. В нем ни тени расслабленности, уныния, ужаса. Оно сурово, собранно, подтянуто и горит вдохновенной отвагой, источник которой есть вера.
Сам композитор был человеком мужественным, несмотря на то, что порой унывал, сомневался в своих силах (ведь и святые вовсе не те, кто никогда не падает, но кто, упав, встает и борется с грехом до крови и увенчивается Богом). И вот свидетельство мужества Рахманинова: вряд ли на земле найдется еще один художник, на которого так яростно ополчился бы весь мир, притом не за формальную холодную новизну, ставшую для всех модной, а за верность традиции изображения Вечной жизни. И ведь кто уничижал творчество гения? Не мелкие газетные шавки, а популярные тогда, известные критики. Почему? Ответ дает православный композитор Г. В. Свиридов. Первые десятилетия ХХ века в искусстве были временем музыкального демонизма разного рода (язычество, скифство, варваризмы, балаган, сарказмы, злой гротеск). Православные же корни музыки Рахманинова узнавались сразу и вызывали злобу.
Послереволюционная критика навесила на творчество Рахманинова ярлык: «фашизм в поповской рясе».
Где ныне эти злые критики? Они мертвы, забыты, а музыка Рахманинова, вечно живая и вдохновенная, победно воцарилась в концертных залах мира. Рахманинов, сомневаясь в своих собственных силах (как и подобает всякому смиренному человеку), предвидел и писал об этом, в первую очередь имея в виду не себя, но творчество гениев: не может умереть то, что создано Божественной любовью. Этой верой он руководствовался в жизни и творчестве. В интервью одной газете он сказал: «Всем, что собой представляю, я обязан Богу. Одному Ему».
«Прославляющих Меня прославлю», – говорит Господь. Красота музыки Рахманинова, как одно из явлений славы Божией в мире, радует людей и рождает признательную любовь к ее автору.
Творчество Рахманинова – огромный, во многом неизведанный материк. Духовная красота его музыки еще совершенно не осмысленна в педагогическом ключе, не стала могучим средством воспитания школьников. В чем камень преткновения?
Если красота, по слову св. Феофана Затворника, есть гостья из иного мира, то адекватным (соответствующим предмету) языком распознавания ее великого смысла может быть только язык исходного вселенского Православия. И эта задача радостного восхождения к источнику красоты еще впереди.
