Алексей Варламов — писатель, историк русской литературы ХХ века, доктор филологических наук, профессор МГУ и доцент Литературного института им. Горького. Публикуется с 1987/г. Автор многих повестей и романов, в том числе — биографий, написанных для серии «Жизнь замечательных людей»: Михаила Пришвина, Александра Грина, Григория Распутина, Михаила Булгакова, Алексея Толстого. Лауреат премии «Антибукер» (1995), премии Александра Солженицына (2006), премии «Большая книга» (2007). С/2006/г. член редакционного совета журнала «Коростель».
— Алексей Николаевич, вы — автор нескольких романов, изданных в серии «ЖЗЛ». Как и почему вы обратились к биографическому жанру? Где для вас проходит граница между работой исследователя, основанной на документальных фактах и историко-литературном подходе, и художественным творчеством, в котором всегда присутствует вымысел?
— Когда мне было лет 12–13, я изучал испанский язык и очень увлекался Латинской Америкой. Тогда как раз случился военный переворот в Чили и погиб президент Сальвадор Альенде. Я прочел о нем книгу в серии «ЖЗЛ», написанную И. Лаврецким, и хотя впоследствии меня увлекла русская тема, все равно думаю, это тот случай, когда яркое впечатление сохраняется на всю жизнь тем сильнее, чем раньше оно было получено. Истоки интереса к человеческой биографии коренятся именно в этих, ранних ощущениях и переживаниях, когда подростком мне хотелось оказаться во дворце Ла-Монеда ранним утром 11 сентября 1973 года рядом с удивительным, одиноким человеком, застреленным путчистами. Потом, правда, оказалось, что написанная Лаврецким книжка донельзя мифологизирована, и Сальвадор Альенде был не убит, а покончил с собой, когда понял, что его положение безнадежно, да и Лаврецкий никакой не Лаврецкий, но советский шпион Иосиф Григулевич. И это тоже стало для меня уроком: есть человек, и есть его легенда, эти вещи надо уметь различать. Я об этом потом роман написал: «Одиннадцатое сентября» называется — день, когда совпали в мировой истории несколько ключевых событий, начиная с усекновения главы Иоанна Предтечи… Но что бы я ни писал — документальную прозу или художественную, — мне всегда был интересен герой с точки зрения его судьбы.
