В каждом номере мы предлагаем читателю новую фотоисторию о наших современниках с удивительной и поучительной судьбой. На этот раз мы отправили нашего фотокорреспондента на встречу с ветеранами…
Короткая советская история уникальна скоростью своего времени: за восемьдесят лет она успела родиться, ярко раскрыться и бесславно угаснуть на постмодернистском развале конца прошлого века. Еще двести-триста лет назад история берегла своих героев, разумно, порциями распределяя роли, без калейдоскопического смешения. Нынешние старики теряются, что из пережитого можно отнести к реальности, на чем сделать акцент, какую из систем принять базовой. Живые воспоминания тех лет часто приходится реставрировать, бережно отодвигая целые пласты послевоенных мифов, которые в сознании самих ветеранов неотделимо срослись с действительно пережитым.
С каждым годом их становится меньше. Похороны товарищей числятся частотной строкой в списке мероприятий фондов и комитетов ветеранов. А что многим казалось стариковскими байками, отпетыми песнями прошлых лет, по старой русской традиции с их смертью вдруг становится актуальным, тихо, но верно поднимается на первые позиции культмассового рейтинга.
Баба Катя
Утром звонок из сельсовета: «Хотел в Колупалово? Собирайся, старушка пришла за почтой, она сводит».
Дорога неблизкая, километров пять по лесу, тропка едва видна. За спиной рюкзак с подарками и спальником, аппаратура, да и бабулькина посылочка на пять кило верно тянет. Екатерине Васильевне за восемьдесят, вроде и семенит, а так ходко, только пятки сверкают. Привычка – дело суровое, последние семьдесят лет каждый день на работу в поселок и обратно. Говорит, когда снег сойдет, жутковато – зверь голодный, но на все воля Божья. Назад, понимаю, уже без старушки и наверняка затемно. Но баба Катя успокаивает: «Нынче-то молодежь с гнильцой, неспособная. Мы и бревна кидали, и в поле, и за скотиной – все без устали. Золотой ты мой, помощник, я в газету напишу, что такие люди бывают, корреспонденты. Слушай, кака деревня была Колупалово: сотня домов, скотина, пашни. Много в жизни всего вижено, дом своими руками строила, бревна здымала, крышу крыла лучиною, все пальцы пообрывала. Сейчас дивья, а раньше много строились, а и пожрать не было. Желанный сыночек, дай Бог, чтоб у вас такой судьбы не было. Первый мой умер, у меня две девахи и скотина на руках, власть 19 рублей выписала на троих, огород и корова – этим и кормились. Второй год одна – страшно жить одной, особенно когда света нету. Погоди чуток, отдышись, чайку глотни, все равно без меня Ивановы не откроют. Страшно теперь, ведь одни в лесу живем. Пуста деревня».
Николай Иванович Иванов, сержант
«По-настоящему и рассказать нечего, сплошным гулом вся война. Атака–ранение–госпиталь–фронт. Нету фотографий, когда нам было? Да и чем снимать, вон патроны то и дело кончались, расстреляешь запас и в укрытие. Пацаном ушел 18–19 лет. Вокруг смерть: люди, техника – все с землей смешано. По дороге не проехать, везде трупы, особенно летом дышать нечем. Смрад. Тяжко.
В 43–44-м страшная мясорубка была. Ничего мы не понимали. Утром займем позицию в полукилометре от их обороны, наши артподготовку сделают, немцы в ответ такого дадут – жуть. Земля вверх дном перевернется. Кому руки-ноги не поотрывает, так живьем захоронит, а тут сигнал к атаке, ничего не слышишь, не видишь. Шум, гарь, в траншею к немцам ворвешься, а там – не зевай, кто первый, тот и жив. Смотри – все руки исполосованы. В день по десять–пятнадцать атак отбивали. У них укрепления дай Бог, не то что наш брат – одной совковой подроется. Там по-настоящему: и землянки, и блиндажи… “Катюша” всех ровняла: как термитными даст, только и летело, любая оборона горела.
Потом на самоходку наводчиком поставили. Здесь свое: сидишь в гробнице, ни права, ни лева, только вперед что и видишь. Подбивали часто. Если машина не горит, сидишь в броне, а выскочил – тут же поймал пулю или осколок. Приходилось и гореть, а человек, скажу, горит быстрее, чем одежда на нем. Быстро из строя вышибали.
Вернулся в сорок седьмом по Указу в свою деревню. Тут все погибли, в каждой избе покойник. Одни бабы да несколько стариков лет под восемьдесят. Техники нет, на быках и коровах пахали. Раньше и косили, и сеяли, земли-то много. Теперь некому. Бурьяны растут, лес настигает, суживает. А было, что каждый клочок обработан, сенокоса не найти, все подчищали».
Антонина Павловна Азаренко,
старший лейтенант медицинской службы
«На фронте я с 22 июня, а 5 июля сформировали наш 135-й отдельный дорожно-строительный батальон. Тем вечером мы ужинали в приспособленных под столовую палатках, отмечали начало настоящей фронтовой службы. Немцы летели бомбить Ленинград, обстреляли и Гатчину. В один миг за ужином и весельем погибла четверть нашего батальона.
