В XIX — нач. XX в. в русской литературе существовала традиция «святочных рассказов» о бедных людях и невероятных событиях, случившихся с ними накануне Святой ночи. В этом жанре писали Лесков и Достоевский, Чехов и Бунин. А основоположником его считается английский классик Чарлз Диккенс, чья «Рождественская песнь в прозе» (Christmas Carol) положила начало и новому общественному празднованию Рождества в самой Англии.
Русский Диккенс
Сегодня книги Диккенса встретишь далеко не в каждой домашней библиотеке. Причиной тому и отсутствие красочных переизданий, и не всегда удачные переводы, и появление большого количества новых талантливых авторов. Но в XIX веке популярность Диккенса в России была огромной. Отзывы и упоминания о нем можно найти в письмах и дневниках любого русского классика. За сходство в манере письма, где самая реальная правда ловко переплеталась с самым невероятным вымыслом, а трагическое соседствовало со смешным, в России Диккенса называли «братом Гоголя», с которым они были современниками. Достоевский сам читал своим детям романы Диккенса и в конце жизни, как вспоминает его дочь, «даже забыв фамилию жены, помнил все английские имена героев Диккенса и говорил о них, как о своих близких друзьях».
Чем же подлинно английский писатель оказался так близок русским? Несмотря на то что Диккенс пишет для англичан и об англичанах, в его произведениях нравственные акценты расставлены так, что мы и сейчас (и особенно сейчас, когда наше общество как никогда подвержено тем же порокам) легко узнаем в его героях свое окружение, да и самих себя. Душой и сердцем писатель всегда был на стороне «униженных и оскорбленных». Да и могло ли быть иначе, если ему самому с детства пришлось разделить тяжелую судьбу многих своих героев.
«Образование» писателя
Нет ничего бесполезнее, чем искать секрет диккенсовского таланта в его родословной. Чарлз Диккенс родился 7 февраля 1812 г. в семье портового чиновника. Среди его предков по отцовской, да и по материнской линии: мелкие чиновники, дворецкие, экономки — никого, о ком можно было бы сказать: вот от него Чарлз что‑то унаследовал. Впрочем, отсутствие сановитых родственников не помешало Джону и Элизабет Диккенс создать дружную любящую семью. Мать Чарлза обучила сына грамоте, сумела привить любовь к чтению настолько, что мальчик мог целыми днями не выпускать книги из рук. Отец также много времени уделял своему семейству: совершал с детьми прогулки-путешествия, открыл им мир домашнего театра. Возможно, отец был первым, кто заметил и поддержал литературный талант Чарлза. По крайней мере, сын отзывался о нем всегда с восторгом: «Я знаю, что отец мой — самый добрый и щедрый человек из всех, когда‑либо живших на земле». Такое отношение Диккенса к отцу особенно ценно, если учесть, что очень многие проблемы, и прежде всего финансовые, возникли в семье Диккенсов по вине отца. Как только Чарлз начал самостоятельно зарабатывать, он все время поддерживал родителей, а став писателем, полностью их содержал.
Диккенсы стремились дать детям хорошее образование. Чарлз был вторым ребенком в семье. Его старшая сестра Фанни стала ученицей Лондонской королевской музыкальной академии. В девять лет пошел в школу и Чарлз. Но из‑за того, что дела к тому времени уже многодетной семьи были совершенно расстроены, ему пришлось через два года проститься с учебой и устроиться работать на фабрику ваксы. Но скудный заработок Чарлза не спас ситуацию: вскоре отца арестовали за неуплату долгов, и семейство Диккенсов «переехало» в долговую тюрьму Маршалси.
И работа, и фабричное окружение были для Чарлза столь тягостны и унизительны, что он старался вычеркнуть эти события из памяти. Даже его собственные дети узнали об этом факте из жизни их отца только из его официальной биографии. Тем не менее работа на фабрике дала Диккенсу незаменимый жизненный опыт: все события, происходившие с ним, все встретившиеся ему там люди вошли в его романы об Оливере Твисте, Дэвиде Копперфилде, Николасе Никльби и др.
Благодаря наследству, полученному от матери, Диккенсу-старшему удалось заплатить долг: семья снова обрела свободу. И Джон Диккенс решил, что Чарлз должен продолжить учебу. Он отправил сына в частную школу «Веллингтон Хаус Академи». Там Чарлз начал изучать литературу и стал сам сочинять рассказы и пьесы.
С окончанием школы, собственно, заканчивается и официальное образование Диккенса. Вскоре мать пристроила его работать курьером в какую‑то контору в надежде, что жалованье Чарлза будет подспорьем в содержании их большой семьи. Честолюбие не позволило Диккенсу засидеться в клерках. Чарлз самостоятельно освоил стенографию, и вскоре его пригласили работать репортером на судебных заседаниях — отсюда его прекрасная осведомленность в вопросах британского правосудия. Параллельно он занимался в знаменитом читальном зале Британского музея и даже пытался найти себя на сцене: однажды он записался на пробы, но не вовремя заболел. И все же, чтобы перескочить на новый карьерный уровень — стать независимой творческой личностью, — Диккенсу нужен был какой‑то внешний толчок. Им становится безответная любовь.
На одном из музыкальных вечеров у своей сестры Фанни Диккенс знакомится с дочерью банкира Марией Биднелл, которая играла на арфе и казалась Чарлзу физическим и духовным совершенством. У Марии был жених, поэтому кандидатура Чарлза ею всерьез не рассматривалась. Диккенс же предпринимает титанические усилия, чтобы стать достойным возлюбленной: ему необходимо было занять определенное положение в обществе. «Для меня совершенно очевидно, что пробивать себе дорогу из нищеты и безвестности я начал с одной неотступной мыслью — о Вас», — писал он Марии Биднелл двадцать лет спустя.
Диккенс пытается сделать карьеру в журналистике: становится парламентским репортером. Наблюдая за баталиями в парламенте, он находит много общего в политических играх с поведением своей ветреной возлюбленной и поэтому описывает их с особым чувством. Постепенно он переходит с репортажей на фельетоны и очерки, благо ему было о чем рассказать и он умел это делать. Так появляются «Очерки Боза», которые приносят Диккенсу первую писательскую известность, когда их автору исполнился только двадцать один год.
Вера без дел мертва
Памятуя о тяжкой судьбе отца, Диккенс много работает ради денег. Один за другим выходят его романы. Практически все они переведены и изданы в России, поскольку в советское время Диккенса за его происхождение и сочувствие к беднякам считали «пролетарским писателем». Когда же вдруг со страниц вместо призывов к классовой борьбе звучала проповедь о нравственном совершенствовании человека, это воспринималось советскими критиками как «политическая незрелость» писателя. Видимо, из‑за этого среди произведений Диккенса редко упоминалась его «Рождественская песнь в прозе», которая помогает понять многие мировоззренческие аспекты личности писателя.
Диккенс пишет историю о том, как до крайности жадный человек, пережив за одну ночь перед Рождеством глубокие нравственные потрясения, открывает для себя радость жертвенной любви. Антиподом главного героя Эбенизера Скруджа становится его бедный клерк, Боб Кретчит. Кретчит на свое мизерное жалованье вынужден содержать большую семью и в том числе ребенка-инвалида. И все‑таки, несмотря на такое положение, жизнь клерка кажется эмоционально гораздо богаче, чем жизнь его начальника, которому неведомы проявления лучших человеческих чувств. Во сне Скрудж получает возможность посмотреть со стороны на свою жизнь и на жизнь Боба Кретчита. И ночные видения преображают «скупого рыцаря» в счастливого покровителя больного сынишки клерка.
Диккенс верно рассчитал, что книжка будет востребована: она разошлась мгновенно и даже была тут же переиздана каким‑то пиратским способом. Что характерно, особых барышей она автору не принесла, зато обессмертила его имя, если учесть, сколько переизданий, экранизаций и постановок выдержала эта повесть. Но главное, что удалось сделать Диккенсу, это наполнить праздник Рождества новым содержанием. Рождество стало не просто семейным торжеством, но праздником равенства: как умалился для людей Христос, так и власть имущие должны «снизойти» до своих подчиненных. С тех пор перед Рождеством стало традицией посещать узников и больных, проводить благотворительные акции, просто помочь каждому, с кем судьба свела тебя в этот день.
Пепелище семейного очага
После успеха «Рождественской песни» Диккенс задумывает написать целый цикл «Рождественских повестей», публикуя каждый год произведение с какой‑либо «программной» идеей. Так, в следующем году выходит повесть «Колокола», где автор усиливает мысль о необходимости общественной поддержки неимущим. Хотя повесть и имеет традиционно счастливый финал, но страшные картины будущей жизни, которые привиделись отцу-бедняку, выдающему дочь за такого же бедняка, гораздо больше похожи на правду, чем натянуто-радостная реальность.
В последующих повестях «Сверчок за очагом», «Битва жизни» и «Одержимый» Диккенс высказывает еще одну важную мысль — о том, как необходим человеку семейный круг, лишь он может защитить его от жизненных невзгод. Такой круг у Диккенса был, но отношения в нем складывались не так просто.
Первая безответная любовь Диккенса только усилила желание создать свою семью. Его избранницей становится Кэтрин Хогард, дочь редактора газеты «Морнинг Кроникл», где в то время репортером работал Диккенс. Считается, что Диккенс разочаровался своим поспешным выбором: Кэтрин была «простовата», чтобы быть ему настоящим другом. В то же время она обладала легким и покладистым нравом, занималась хозяйством, старалась не обременять мужа своими просьбами. Кэтрин родила Диккенсу десятерых детей. В течение 22 лет супруга была ему верной спутницей, делившей с ним и взлеты, и падения. И все же Диккенсу этого было мало: ему хотелось духовной близости, полноты общения, которой, как ему казалось, у него не было с Кэтрин. Возможно, внутренняя борьба, которая происходила в душе Диккенса, нашла свое отражение в образе ученого Рэдлоу из повести «Одержимый»: он понимал, что несет страдание, и ничего не мог с этим поделать. Когда подросли дети, отношения между супругами и вовсе сошли на нет. Точка в них была поставлена, когда случайно открылись отношения 45‑летнего Диккенса с 18‑летней актрисой Эллен Тернан. Тогда Кэтрин уехала в родительский дом и больше к Диккенсу не возвращалась.
Безусловно, Чарлз Диккенс был личностью неординарной: он обладал подвижной психикой и неистощимой энергией, позволявшей выступать перед огромной аудиторией. «Неподражаемый» — так он шутливо окрестил сам себя. Его хватало на то, чтобы писать и издавать журнал, выступать с лекциями и заниматься благотворительными миссиями. Ему предлагали даже войти в парламент, но он отказался, поскольку тогда не мог бы честно служить народу. Во всей этой кипучей деятельности его незримо поддерживали жена и дети. Разрыв отношений с Кэтрин, прекращение ее контакта с детьми, оставшимися с отцом, не прошли бесследно. Из восьмерых детей Диккенса (двое умерли во младенчестве) никто не унаследовал литературного дара родителя; не слишком удачно сложилась и их личная жизнь. Не принес отдохновения Диккенсу и его продолжившийся после развода роман с Эллен Тернан. В 1865 г. во время своего путешествия с Эллен из Парижа в Лондон Диккенс попадает в железнодорожную катастрофу. Хотя он и остался жив, но надорвал свое здоровье, когда помогал вытаскивать людей из‑под обломков поезда. Однако Диккенс продолжал писать, хотя восстановиться ему так и не удалось. И пять лет спустя он умер от кровоизлияния в мозг в возрасте 58 лет.
Такой странный, если не страшный, жизненный финал не очень созвучен восторгам русских классиков по поводу диккенсовского христианства. Вот что пишет об этом один из крупных современных знатоков зарубежной литературы, профессор МГУ В. М. Толмачев: «Да, Диккенс целомудрен, не несет в себе ничего богоборческого, антиклерикального. Но вместе с тем ничто церковное ему, по сути, не близко… Можно допустить, что в христианстве сочинений Диккенса преобладает не что‑то с очевидностью христианское, а нечто специфически диккенсовское — пафос моралиста, ощущающего интерес к себе громадной аудитории и, безусловно, верящего, как уже говорилось, в реальность своего вымысла. Крайне трудно, если не невозможно, представить Диккенса на месте Гоголя, сжигающего свою рукопись, приносящего творчество в добровольную жертву вере». Предоставим же читателям самим согласиться или поспорить с известным критиком.
