Сам себя он называл бездарным дилетантом. Однако он был одним из тех, кто мощно повлиял на развитие русского и мирового искусства, изменил его направление и увидел новые тенденции. Он был великим русским антрепренером, одной из самых влиятельных фигур в искусстве ХХ века. Его имя Сергей Павлович Дягилев.
В двадцать три года Сергей Дягилев, студент Санкт-Петербургского университета, сказал о себе не без кокетства: «Я, во‑первых, большой шарлатан, хотя и с блеском, во‑вторых, большой шармер, в‑третьих, большой нахал, в‑четвертых, человек с большим количеством логики и малым количеством принципов и, в‑пятых, кажется, бездарность. Впрочем, я, кажется, нашел мое настоящее призвание — меценатство. Для этого у меня есть все, кроме денег, но это придет».
Всего год спустя после этой фразы, в 1896 году, состоялась судьбоносная встреча юного Дягилева и Саввы Мамонтова, известнейшего мецената. Мамонтов удивленно спросил потом: «На какой почве вырос этот гриб?»
Семья
Семья Дягилевых была интересной. Наверное, наиболее яркой личностью был дед, Павел Дмитриевич Дягилев. Большой оригинал, шутник и сибарит — настоящий русский барин, он любил жить широко и весело. В столице у них был собственный трехэтажный особняк на Фурштатской улице. Однако в пятьдесят лет этот страстный меломан и театрал неожиданно стал аскетом, жертвующим огромные суммы на монастыри и церкви.
Отец Сергея, Павел Павлович Дягилев, был военным. Но главное — этот лихой кавалерист был прекрасным музыкантом. Еще в юности он брал уроки музыки у знаменитого в столичных кругах Ротковского и во время службы был любим и уважаем сослуживцами за свой талант. Ни один большой бал или домашний вечер не обходился без его участия. Он рано влюбился и женился на юной девушке. Венчание произошло в 1871 году, и для этой церемонии пришлось испрашивать разрешение великого князя Николая Николаевича, шефа полка, так как жениху еще не исполнилось двадцати трех лет (тогдашний брачный ценз для военнослужащих). 19 марта 1872 года родился мальчик, которого назвали Сережей. Молодые родители были счастливы.
А через три месяца счастье было разрушено. Молодая мать и жена умерла от внезапного воспаления, оставив маленького сына сиротой, а влюбленного супруга — вдовцом.
На семейном совете было решено отправить Сережу в семью сестры Павла Дягилева, где он рос вместе с двоюродными братьями. Правда, продолжалось это недолго. Через два года молодой вдовец снова женился, на Елене Валериановне Панаевой, дочери известного инженера-путейца и литератора Валериана Панаева. Этот брак заключался не по великой любви, однако именно Елена (или Леля, как называли ее в семье) стала центром всего дома, всеми любимой, заботливой и веселой хозяйкой. Сергей Дягилев считал ее настоящей матерью, а не мачехой, и всю жизнь писал ей нежные откровенные письма.
Дом Дягилевых в Петербурге был открытым, в нем всегда было полно друзей и родственников, которые устраивали концерты и семейные спектакли, разыгрывали шарады, веселились. Творческая атмосфера, царившая в семье, повлияла и на маленького Сережу. Он был непременным участником всех семейных затей.
Однако в 1882 году семье пришлось оставить столицу и переехать в Пермь. Жизнь в Петербурге на широкую ногу оказалась слишком разорительной, у семьи были большие долги. Отец Павла Павловича, хоть и был возмущен 200‑тысячной суммой долга, решил уплатить ее, поставив непременное условие: сын с семейством оставляет столицу и перебирается в Пермь. Павел Дягилев смог получить назначение в запасной пехотный полк, который был расквартирован в Перми. Конечно же, переход из блестящего гвардейского кавалерийского полка в провинциальный пехотный нельзя назвать удачной карьерой, но для семьи это был лучший выход.
Кузен Сергея Дягилева, Корибут-Кубитович, вспоминал о появлении Дягилевых в Перми так: «Жизнь потекла иная — веселая и оживленная, с музыкой, пением, чтением, интересными беседами. …В доме Дягилевых образовался музыкальный кружок; отец и мачеха Сережи прекрасно пели, дядя Ваня, с детства занимавшийся с лучшими петербургскими профессорами, играл на рояле и виолончели, домашний кружок стал пополняться местными пермскими силами и два-три раза в год давал в зале Благородного собрания благотворительные концерты. Вскоре образовался и небольшой любительский оркестр, которым управлял тот же дядя Ваня».
В этой атмосфере и рос Сергей. Здесь был его единственный дом, дом, которого у него больше никогда не было, и воспоминания о родовом гнезде, в котором он был любимцем и баловнем, согревали всю его последующую жизнь, проведенную в пути и в буквальном смысле слова «на чемоданах».
Сергей не был самым лучшим учеником гимназии, но связано это было не с его способностями — наоборот, все считали его очень одаренным и умным. Просто он не любил рутинных занятий и дисциплины. Намного больше его привлекала возможность быть лидером. Уже в эти годы проявилась его тяга быть главным, всеобщим любимцем и заводилой. Он мало обращал внимания на то, что его не интересовало, зато истинным своим предпочтениям отдавал все время и усердие.
Санкт-Петербург
Столицы всегда манят амбициозных молодых людей. Юный Сергей Дягилев не был исключением. Правда, у него была образованная состоятельная семья, он был начитан, брал уроки музыки, был элегантен, артистичен и имел изящные манеры. Сергей Дягилев стал студентом юридического факультета Университета, однако юриспруденция не особенно влекла его. Больше его влекли театры, музыка, светская и художественная жизнь столицы.
В Петербурге Сергей Дягилев остановился у своей тетки, известной Анны Павловны Философовой, одной из основательниц женских Бестужевских курсов. С ее сыном, Дмитрием Философовым, он был очень дружен. И с его легкой руки познакомился с людьми, с которыми впоследствии будет связано многое в его жизни и имена которых сейчас входят в золотой фонд русского искусства. Товарищи Дмитрия по Первой гимназии Мая: Вальтер Нувель, Лев Бакст, Александр Бенуа и другие — основали кружок, главным интересом которого было искусство во всех его проявлениях.
Дягилев выбрал себе в наставники Александра Бенуа. В 1896 году Сергей с кузеном Дмитрием отправился в путешествие по Европе. Программу составил Бенуа, он же снабдил их рекомендательными письмами к известным художникам. Посещение множества музеев и галерей, знакомство с другой эстетикой, иным миром — все это было важным для будущего художественного лидера, для воспитания его эстетического чувства. Тогда же Дягилев впервые посетил Венецию, город, который стал для него особым. В письме к матери он пишет: «Ты спрашиваешь меня, люблю ли я Венецию и почему мы сюда приехали? О последнем скажу: не почему. Просто приехали. Ибо нервам здесь уж слишком хорошо и покойно, а жизнь слишком мало похожа на жизнь вообще, да в Венеции, впрочем, и нельзя "жить" — в ней можно лишь "быть" / … / Итак, я убеждаюсь, что окончу дни свои здесь…»
В Петербург Дягилев вернулся полным впечатлений, сил и идей. Его квартира на Литейном проспекте становится настоящим художественным салоном, полным картин современных западных художников, антикварной мебели, художественных изданий. Здесь собираются члены кружка и их друзья, спорят об искусстве, делятся планами и идеями.
Как ни странно, человек, который прославил русское искусство на весь мир, первым своим самостоятельным проектом сделал выставки иностранных художников. Сперва английских и немецких, затем — скандинавских. Потом состоялась выставка русских и финляндских художников в музее Штиглица. Это было первым мощным выступлением художников кружка «Мир искусства». Помимо работ Бенуа, Бакста, Сомова, здесь были работы и других молодых художников — Серова, Левитана, Врубеля. Обставлено все было с пышностью и размахом, залы украсили оранжерейными цветами, а на открытие были разосланы пригласительные билеты.
Дягилев дерзко объявил свою программу: «Я хочу выхолить русскую живопись, вычистить ее и, главное, поднести ее Западу, возвеличить ее на Западе, а если это еще рано, так пусть процветают крыловские лебедь, щука и рак». Молодых деятелей «Мира искусства» из окружения Дягилева окрестили «декадентами». Их ругали в прессе и в обществе, над ними смеялись. Даже в их собственных семьях они не нашли понимания. Однако этот скандал, как и любой скандал, не прошел бесследно. После такого громкого дебюта известная меценатка княгиня Тенишева и Савва Мамонтов дали согласие на финансирование нового журнала, который назывался «Мир искусства». Во многом это произошло и потому, что Сергей Дягилев показал великолепный организаторский талант, активность, настойчивость в организации выставки.
Александр Бенуа впоследствии писал: «Он не писал картин, не создавал постановок, не сочинял балетов и опер, даже очень редко выступал как критик по художественным вопросам. Но Дягилев с таким же вдохновением, с такой же пламенностью, какие мы, профессиональные художники, обнаруживали в своих произведениях, организовывал всё, с чем наша группа выступала, издавал книги, редактировал журнал, а впоследствии ведал трудным, часто удручающим делом театральной антрепризы, требовавшим контакта со всевозможными общественными элементами. Наиболее же далекой для нас областью была реклама, publicitО, всё дело пропаганды, а как раз в этом Дягилев был удивительным, как бы от природы одаренным мастером».
Новый журнал буквально взорвал российскую художественную жизнь. В нем безжалостно и дерзко нападали на мэтров, критиковали академическую школу, выступали с программными заявлениями новой эстетики. И вскоре все общество разделилось на два лагеря. Одни были против «Мира искусства», другие — за.
Среди самих создателей журнала тоже не было единства. Постоянными были споры и ссоры из‑за содержания номеров и их оформления. Но тем не менее «Мир искусства» был одним из самых ярких явлений рубежа XIX и XX веков, которое повлияло на художественную жизнь России.
Кипучей энергии Дягилева хватало на многое. Взяв на себя главные хлопоты по выпуску журнала, он ежегодно участвовал в выставках объединения «Мир искусства», две из которых организовал лично. А в 1899 году он стал государственным чиновником. Директор Императорских театров Сергей Волконский назначил Дягилева чиновником по особым поручениям и своим помощником, а также доверил ему редактирование «Ежегодника Императорских театров». Естественно, сухой ежегодник превратился в яркое художественное издание, а к работе над спектаклями были привлечены друзья и единомышленники Дягилева — Бенуа, Бакст, Лансере, Врубель и другие.
Сменив элегантный фрак и бабочку на шитый золотом мундир, Дягилев, как и раньше, не смог быть просто исполнителем и чиновником. Эстет и сноб, он во все старался привнести вкус и красоту. Кроме того, и на государевой службе он оставался диктатором, и, как писал впоследствии Волконский, Дягилев «имел талант восстанавливать всех против себя». Так что длилась его служба недолго, из‑за конфликта со своим начальником Дягилев был уволен.
Но эта работа помогла Дягилеву приблизиться к главному делу его жизни — к созданию «Русских сезонов».
Париж и весь мир
После увольнения из Императорских театров Сергей Дягилев постепенно отходит от издания журнала. Он живет в Европе, занимается организацией выставок. Одна из них имела огромный успех и была очень важной для русского искусства. В 1905 году в Санкт-Петербурге он организовал выставку русского портрета, где были представлены забытые или неизвестные работы мастеров XVIII века, а через год в Grand Palas в Париже провел выставку русского искусства. Александр Бенуа, бывший вместе с Бакстом одним из организаторов этой выставки, писал: «Лишний раз тогда проявился творческий и организаторский дар Сергея Дягилева. Не имея на родине никакого официального положения… Сережа добился того, что сам государь не только разрешил повезти в чужие края лучшие картины и скульптуры русской школы из дворцов и музеев, но и принял на себя расходы по этой грандиозной затее. При этом достойно внимания то, что Николай II лично невзлюбил Дягилева и ни в какой личный контакт не входил. Зато весьма благосклонно и сочувственно относился к Сереже "малый" двор, иначе говоря, в.кн. Владимир Александрович и его супруга в.кн. Мария Павловна».
Эта выставка, впервые представившая на Западе русское изобразительное искусство, от икон до работ Бенуа и Бакста, имела огромный успех и стала предшественницей знаменитых «Русских сезонов».
В 1907 году Дягилев организовал концерты, представив русскую музыку. В них принимали участие Римский-Корсаков (разбранивший когда‑то композиторские опыты молодого Дягилева), Глазунов, Рахманинов, Шаляпин. А в следующем году Дягилев привез в Париж русскую оперу. Самобытное оперное искусство завоевало огромный успех, и в 1908 году он уже привез на суд искушенной французской публики балеты. Балеты, которые повлияли на искусство танца и театра так, как никакие другие.
Дягилев и его сподвижники Александр Бенуа и Леон Бакст задались целью создать новый тип балетного спектакля. Они хотели добиться единства художественного замысла и исполнения. В создании спектакля участвовали все — хореографы, художники, композиторы, артисты. В этом процессе спектакль становился подлинным синтезом искусств, где музыка, декорации, костюмы, сценография, рисунок танца — все служило единой эстетической и художественной цели. «Павильон Армиды», «Половецкие пляски», «Клеопатра», «Сильфида» — вот триумфальные балеты 1909 года. Это был первый сезон, прославивший русский балет, за ним последовали еще несколько. Мир узнал музыку Рахманинова и Стравинского, пленительную восточную роскошь русского стиля, поражался новаторству и экспериментам дягилевской труппы. Мировыми звездами стали его танцовщики — Анна Павлова, Вацлав Нижинский, Тамара Карсавина, Леонид Мясин, Серж Лифарь, Жорж Баланчин. В создании декораций и костюмов участвовали Бакст, Бенуа, Рерих, Добужинский, Пикассо и Коко Шанель, Хуан Миро и Макс Эрнст.
Париж, Лондон, затем Нью-Йорк — дягилевская труппа гастролировала по всему миру. Балет стал сверхпопулярным и элитарным, русское искусство – передовым и модным, Дягилев стал великим импресарио. Это был непревзойденный организатор, администратор и мастер рекламы, ниспровергатель старого и авторитарный создатель нового, диктатор и мечтатель.
Он умер в Венеции, как и писал когда‑то в письме матери, 19 августа 1929 года. Похоронен на кладбище на острове Сан-Микеле. И на его могилу до сих пор приносят балетные туфли.
